Марафон нежеланий. Катерина Ханжина

дыша. Когда он подносил кусочек омлета ко рту, то его ноздри слегка раздувались. Он несколько раз глубоко вдыхал и только потом клал кусок в рот. Жевал с закрытыми глазами, а после того, как глотал, не тянулся к тарелке сразу. Думал, потом вновь обнюхивал еду. Пробовал что-то другое, потом снова возвращался.

      – Поработаем сегодня над описанием ощущений?

      Завтрак лишь немного успокоил нас после напряженности этой недели. Нам показалось, что Адам простил нас и больше не будет таким строгим. А может быть, просто стресс активировал защитную реакцию в организме, и стало безразлично, а не страшно.

      На медитации почти все не просто дремали, как обычно, а спали. Макс громко захрапел, а Лера со спины перевернулась на бок и свернулась калачиком. Адам поворчал, но мне показалось, что это был больше такой отеческий укор, что он понимает, как мы устали. Ребята тоже не восприняли это серьезно.

      Только Рита шептала:

      – Надеюсь, он не обиделся.

      И когда на лекцию пришел не Адам, а Тимур, я тоже подумала, что мы разочаровываем Адама. Хотя лекции Тимура я любила. Он напоминал мне Сашу, только более мрачную его версию. Узкоплечий, сутуловатый, с постоянно мокрыми от пота кудрями, неряшливо свисающими на глаза. Его улыбка была как «Композиция № 2» Кандинского – сохранился эскиз на старых фотографиях, но оригинал выжжен каким-то жестоким событием.

      Об этом событии ходили противоречивые слухи: Лина говорила, что покончивший с собой Матвей был его тайным любовником; Забава как-то раз туманно бросила – только будучи мрачным, он может творить; Ба говорил, что Тимур и Матвей были не просто лучшими друзьями, но и половинками одного творческого целого – без света Матвея он окончательно спустился во тьму. Но он не выглядел несчастным. Казалось, что вся его мрачность и циничность – идеальная среда для творения его по-караваджевски темных картин. Скуро, но без кьяро.

      – Гениальность и трудность творческого процесса – это не называть, не показывать предмет напрямую, а только пытаться вызвать его образ в чужом воображении своими способами…

      – А ты можешь показать это на примере своих картин? Твои работы, которые я видела в интернете, показались мне идеальной иллюстрацией для этих слов. – Казалось, Лина хотела соблазнить всех парней.

      На внимание Лины, чрезмерные восторги Макса и даже на искренние комплименты Риты Тимур реагировал одинаково – нахмуренные брови и взгляд: «Это вы мне? Оставьте себе свои комплименты».

      Но сейчас Тимур, даже не посмотрев на нее, холодно сказал:

      – Лина, встань и вернись в свой домик. До следующего занятия. – И продолжил говорить, ровно и спокойно: – Большинство наших учеников переживают, что их не поймут, что главная идея их произведений недостаточно ясна. Но мы считаем: самое потрясающее в искусстве – это то, что каждый понимает его по-своему. Настоящее искусство – это то, что нормально любить и не любить, понимать и не понимать…

      Лина растерянно стояла и не понимала – это было простое замечание или приказ.

      – Лина, уйди, – опять