Бен-Гур. Льюис Уоллес

чтобы я занялся каким-нибудь делом. Наш добрый отец является мне примером. Даже ты стала бы презирать меня, если бы я праздно промотал результаты его трудов. Я собираюсь в Рим.

      – О, и я поеду с тобой.

      – Ты должна остаться с мамой. Если мы оба уедем, она умрет с тоски.

      Оживленное лицо ее тут же стало серьезным.

      – Ах да. Но – должен ли ты ехать? Здесь, в Иерусалиме, ты вполне можешь научиться всему, чтобы стать купцом, – если это то, о чем ты мечтаешь.

      – Нет, это отнюдь не то, о чем я думаю. Закон не требует от сына заниматься тем же, что и отец.

      – Кем же тогда ты станешь?

      – Солдатом, – с оттенком гордости в голосе ответил он.

      У девушки на глаза навернулись слезы.

      – Но тебя убьют!

      – Если такова будет воля Господа. Но, Тирца, не всех же солдат убивают.

      Она обвила его шею руками, точно желая удержать при себе.

      – Нам так хорошо здесь! Останься же дома, брат мой!

      – Дом тоже не будет всегда таким, как сейчас. Да ты и сама довольно скоро покинешь его.

      – Никогда!

      Он улыбнулся ее серьезности.

      – Глава племени Иуды или кто-то другой из вождей скоро придет, заявит права на мою Тирцу и увезет ее из дому туда, где ей предстоит стать хозяйкой другого дома. Что станет тогда со мной?

      Она только всхлипнула в ответ на эти слова.

      – Война – это серьезная профессия, – продолжал он. – Чтобы как следует изучить ее, надо отправиться в школу, а лучшей школы, чем лагерь римской армии, не существует.

      – Но ты не будешь сражаться за Рим? – спросила она, затаив дыхание.

      – И ты – даже ты ненавидишь его. Весь мир ненавидит Рим. Поэтому, Тирца, пойми правильно то, что я отвечу тебе на это, – да, я буду сражаться за него, если он, в свою очередь, научит меня сражаться, чтобы я мог однажды обратить свое оружие против него самого.

      – И когда ты уезжаешь?

      На лестнице послышались шаги возвращающейся Амры.

      – Тсс! – прошептал он. – Не надо ей знать, о чем я думаю.

      Верная служанка вошла в комнату и поставила поднос с завтраком на стул перед братом и сестрой; затем, держа в руках белую салфетку, выпрямилась, готовая служить им. Они ополоснули пальцы в чаше с водой и как раз вытирали их, когда шум внизу привлек их внимание. Прислушавшись, они различили звуки маршевой музыки, доносившейся с северной улицы.

      – Солдаты из претория! Я должен на них взглянуть! – воскликнул он, вскакивая с дивана и выбегая из комнаты.

      Через минуту он уже свесился через невысокий парапет, ограждавший дальний северо-восточный угол крыши, так поглощенный зрелищем, что даже не заметил Тирцы, державшейся рукой за его плечо.

      Этот наблюдательный пост – крыша их дома возвышалась над всеми другими в округе – господствовал к востоку от неправильных очертаний громады Антониевой башни, которая, как уже упоминалось, служила местопребыванием гарнизона и штаб-квартирой правителя. Над улицей, не более десяти футов