Воспитание циника. Максим Лаврентьев

воды… А он лежит себе и думает: “А пить-то мне и не хочется…”».

      – Очень философский анекдот, – скромно заметила незамужняя тетя Женя.

      – Или вот еще, – продолжал Дядя Боря. – Приходит как-то раз больной на прием к доктору. «Доктор, у меня, извините, в заднем проходе резкая боль…»

      Но тут по телевизору началось выступление президента и все уставились на экран.

      Фанфары отгремели побудку, памятную еще по передаче «Служу Советскому Союзу», а затем седой и тучный человек в кресле среди роскошного кабинета с трудом начал читать невидимый текст:

      «Дорогие друзья! Пройдет несколько минут и бой кремлевских курантов возвестит нам, что тысяча девятьсот девяносто шестой год завершился. Он был полон волнений и надежд. Он принес нам и радости и огорчения. Он был нелегким, но очень важным для нас, для России. Я благодарен вам за то, что вы поверили мне и поддержали на президентских выборах. Я благодарен вам за то, что своим личным участием вы помогли мне победить недуг…»

      Дядя Боря рыдал.

      Под бой курантов все встали из-за стола и чокнулись бокалами с шампанским. Я, как обычно, успел загадать желание – естественно, о Наине.

      Высидев из приличия еще минут пятнадцать, мы с ней засобирались – моя обычная компания, встречавшая новый год у Сережи, ждала нас.

      Пока Наина мешкала в ванной, дядя Боря наклонился ко мне в прихожей и, дыша перегаром, тихо изрек:

      – Понимаешь, брат, есть два типа женщин: жены и любовницы. У твоей мадам длинные ноги и шикарная… задница, с ней, наверно, очень приятно кувыркаться в постели, но запомни, что сказал тебе старый пьяный дядя Боря: она принадлежит ко второму типу. Понимаешь меня? Ко второму…

      Метро, работающее в праздничную ночь на час дольше, вынесло нас в район Савеловского вокзала, и уже через полчаса я бренчал на Сережиной электрогитаре и распевал под три блатных аккорда свое новое творение, «Персиковый шансон»:

      Мадонна днем, ты ночью Афродита,

      И знают все салоны красоты

      Жену простого русского бандита,

      С которой был когда-то я на «ты».

      Когда-то с ней в разгаре перестройки

      Учились мы в одиннадцатом «а»,

      Я на четверки, а она на тройки,

      Их подтянуть она пришла сама.

      С тех пор мы часто так вот с ней тянули.

      Она была как спелый нежный плод.

      Но наконец, дни счастия минули

      И я пошел служить в Балтийский флот.

      Она писала мне туда два раза.

      Потом приятель накатал письмо,

      Мол, вышла замуж, кинула, зараза,

      Чтоб позабыл я навсегда ее.

      («Письмо» и «ее» были «зарифмованы» специально, так сказать, для аутентичности.)

      И вот однажды я бродил по свалке,

      И вдруг увидел глянцевый журнал,

      А там – она, в костюме, блин, русалки!

      Я по костюму, блин, ее узнал.

      Она теперь любовница бандита,

      А может быть, ментовская