свой страх вместе с собой. Т.е. это не просто страх –
это часть самого себя. Именно поэтому с ней очень сложно расстаться. От головы мы можем думать, что хотим избавиться от ужаса, от того, что вызывает у нас панические атаки. А где-то глубоко внутри мы знаем, что в этом ужасе находится важная часть нас самих. Как можно по собственной воле отрезать себе руку. Даже несмотря на то, что эта рука кажется уродливой, мешающей, вечно лезет не туда, куда надо, может держать нож и кого-то нечаянно или специально убить. Младенец погружает свой ужас в мать в надежде, что она его переварит и вернёт ему в безопасной форме. Когда автор пишет
«принимающая мать», думаю, это может вызывать переживание, что мы все не такие отличные матери, как от нас как будто требуют авторитеты. Думаю, мы в разной степени «принимающие». Но это принятие у нас не на уровне оформленной мысли:
«Мой ребёнок сейчас переживает ужас смерти. Поэтому я должна переварить этот ужас и успокоить своего ребёнка». Зачастую мать это делает интуитивно, потому что так заложено в её генетической программе. Но у травмированной мамы после родов и когда ребёнок растёт, как будто поломана эта программа.
Она переживает то, что происходило с ней, когда она была младенцем. Поэтому она может проваливаться в ужас распада, смерти вместе со своим младенцем. В этом случае она
не будет выполнять роль контейнера. Она будет в слиянии с младенцем. И требовать (бессознательно), чтобы кто-нибудь предоставил контейнер ей самой. Поэтому младенец может выступать контейнером для мамы. Несмотря на то, что эта фраза звучит ужасно, наши тренера говорят, что
это происходит достаточно часто. Можно предположить, что β-элементы младенца как будто входят в резонанс с β-элементами мамы. И
переживание распада затапливает их обоих. Ещё надо понимать, что с ребёнком в первый год жизни могут происходить травматичные события. Например, операции или другие медицинские внедрения. Мама может быть в ужасе за своего ребёнка. И не разговаривать с ним о том, что он пережил.
Моя пациентка всё время искала первопричину своего тяжёлого эмоционального состояния. Она прошла у меня все курсы, прошла курсы и новейшие методики у других психологов, тренеров. И вернулась ко мне в анализ с тем, что уже в жизни всё хорошо. Но вот у неё внутри не хорошо. Она чувствует себя переполненной тревогой. Хотя эта тревога на ровном месте. Она считала раньше, что эти переживания связаны с реальными жизненными обстоятельствами, которые она помнит— развод родителей, отношения с папой, мамой. И мы с ней работали с помощью ТЭС несколько лет назад. Первое воспоминание мы отработали полностью. После цикла ТЭС пациентка вышла из анализа и вернулась через 2,5 года. Теперь я работаю с ней в подходе теории объектных отношений. И она рассказывает, что она как будто «залипает» на истории из интернета, где есть убийство, жестокость. И не может понять – почему она зацикливается именно на этих историях. Ей было бы понятно, если бы для неё были затягивающими истории про предательство,
