На каменной плите. Фред Варгас

слишком спокоен, значит, он заранее отрепетировал ответы на возможные вопросы.

      – Сдается мне, вы будете искать на них следы крови, тоже потому что так положено. Но и в данном случае меня следовало бы считать круглым дураком, не догадавшимся избавиться от грязных перчаток. Браз напрасно обозвал меня полным нулем, я не идиот.

      – Оскорбления Браза вывели вас из себя? – спросил Маттьё, убирая перчатки во второй пакет.

      – Они кого угодно вывели бы из себя, хотя я никогда не отрицал свою профессиональную несостоятельность. Но я его ударил не за это. Я его ударил, когда он пригрозил опубликовать все это в «Семи днях в Лувьеке» и «Комбурском листке». Здесь все и без того в курсе моих дел, меня это не волнует, они меня знают. Но такая убийственная статья с фотографией моего лица, унаследованного от предка, моментально распространилась бы сначала по всему Комбуру, еще через пару дней – по всей стране и за ее пределами, разлетелась бы по интернету. Стоило мне только подумать об этой клеветнической кампании, как мой кулак взлетел сам собой, и я не промахнулся. Когда его выводили, он был вне себя от ярости. Если бы мне было суждено в этой жизни кого-то убить, это был бы ползучий гад Браз, а не такой человек, как Гаэль.

      – Между тем эти два события, похоже, связаны, – глухо произнес Маттьё, постукивая по нижней губе ластиком на конце карандаша. – И эту связь установил Гаэль.

      – Гаэль? Но свидетели, все как один, вам скажут, что в тот злополучный вечер в трактире он ни словом не обмолвился о Бразе. Если только он не говорил о нем после моего ухода.

      – Вот именно, после. Доктор нашел его умирающим в переулке. Прежде чем скончаться, Гаэль успел произнести несколько слов, вернее обрывков слов. Вот они, – сказал Маттьё и протянул Норберу лист бумаги.

      Возвращая его комиссару, Норбер был бледен.

      – Теперь я понимаю, о чем вы думаете, комиссар, – произнес он, с трудом разжимая челюсти. – Что первые слова Гаэля указывают на меня, значит, я его и убил.

      «Вик… орб» означает «виконт Норбер». Он постоянно звал меня виконтом, знал, что мне это не нравится. По логике, жертва первым делом произносит имя убийцы. Значит, это я. Но прежде чем вы отправите меня в заключение, комиссар, я хотел бы сделать несколько замечаний по поводу последних слов.

      Норбер снова взял листок и тихо прочел запись вслух спокойно и сосредоточенно, как будто исправлял письменные работы своих учеников. Адамберг подумал, что голос Норбера чуть заметно дрогнул только раз, на слове «заключение», а теперь он просто размышлял.

      – Продолжение можно прочитать так: «Виконт Норбер хлопнул Браза». Прежде всего, я не могу понять, с какой стати умирающий, даже сильно нетрезвый, будет из последних сил рассказывать об этом инциденте. Но допустим, что в тот миг мысли у него путались. Однако в агонии или нет, пьяный или трезвый, он всегда выражался в свойственной ему манере. «Хлопнул Браза»? Я его не хлопнул, все было гораздо серьезнее. Я его ударил, причем достаточно сильно, так что он упал. Откуда это «хлопнул»? Какое-то странное слово. Вы можете себе представить, чтобы мужик вроде Гаэля