То, что предопределено. Н. Середа

только могла, и решила, что Анри никогда не узнает, что он принц – она ни за что не скажет ему.

      Когда младенец подрос, научился ходить и говорить, Эмма снова стала работать в мастерской, и Анри был там с ней. Обычно он играл с лоскутками и нитками. Однажды мальчик укололся иглой, случайно забытой в обрезке полотна, и громко заплакал. Но вместо того, чтобы пожалеть, все, включая Эмму, зашикали на него. Ведь старшая вышивальщица разрешила бывать в мастерской с ребенком, только если он не будет мешать. И действительно, старуха тут же раздраженно заскрипела:

      – Все видят, как я добра к тебе, Эмма. Не так уж хороши твои работы, как ты думаешь. Ну и что, что епископ требует, чтобы только ты вышивала его одежды. Просто он привык. Ведь пока ты не могла ходить в мастерскую и вышивать вместе со всеми гобелен, я давала тебе заказы на одежды Его Преосвященства. Так что знай: я никому не позволю нарушать благообразный покой наших мастерских. Если твой мальчишка будет тут вопить, ты лишишься места! Я не потерплю!

      Эмма разрывалась между необходимостью работать, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, и желанием каждую минуту жизни проводить с Анри. Потерять работу было немыслимо, и Эмма стала оставлять малыша дома.

      Каждый день, накладывая аккуратные стежки цветного шелка, она только и думала, как там ее мальчик, и вечером бежала домой всю дорогу, чтобы скорее увидеть его. Так прошло несколько лет.

      Эмма не говорила сыну, что он благородного происхождения, но, несмотря на бедность, воспитывала его как принца. К восьми годам она научила мальчика читать, писать и играть на лире – старшая вышивальщица разрешила Эмме взять на время лиру, хранившуюся в мастерской. Другие мальчишки посмеивались над Анри, дразня его Принцем, что очень пугало Эмму.

      Она запретила играть с невежами, как она называла соседей. Соседи отвечали враждой. По улице поползли слухи, что никакая Эмма не вдова, она беглая монахиня. И сыночек ее бастард. И надо бы еще разобраться, не преступница ли она.

      Анри стал убегать на улицу и подолгу не возвращался. В те дни Эмма отдала ему свой медальон c целебным бальзамом. Она хотела как-то защитить сына, когда он не рядом. «Если что-то случится, он хотя бы сможет сразу приложить лекарство», – думала Эмма, но это слабо успокаивало.

      Между тем Анри все меньше хотел бывать дома, где его ждала бедная обстановка и строгие правила, которые якобы пристали хорошему мальчику.

      Он очень хотел прибиться к одной семье, где было много детей, добрая и мягкая мать, а отец весельчак и балагур. Женщина иногда тайком подкармливала Анри, но в дом не приглашала. А дети так прямо и сказали: «Не крутись тут! Твоя мать родила тебя неизвестно от кого. И сама явилась неизвестно откуда. Еще не хватало, чтобы ты ходил в наш дом и бросал тень на честных людей. Так говорит наш папа. А мама говорит, что он прав. И что ты – позорище». Маленькому Анри было горько, что его не принимают люди, к которым он искренне тянулся, с которыми хотел быть рядом. Он не делал ничего плохого. Почему? Ответа не было…

      Однажды