То, что предопределено. Н. Середа

добытых мышей и ящерок на шипы обильно растущего в тех краях боярышника, чтобы удобнее было разрывать добычу на куски.

      И прозвище приклеилось. Бывало, что кто-нибудь из рыцарей, возвращаясь с охоты, нес на копье куропатку или фазана.

      – Сорокопуты! – тут же выкрикивал какой-нибудь удалец из местных мальчишек, скрываясь в зарослях бурьяна возле дороги. Иногда сердитый рыцарь тыкал наугад копьем, но, конечно же, наглеца там уже не было. Такое отношение было невыносимым для благородных, хоть и нищих, рыцарей.

      В один из дней после мессы Гроссмейстер обратился к братии с речью. Он говорил о том, что некогда могущественный орден доведен до крайней степени бедствия и унижения:

      – Никто больше не помнит наших славных подвигов! Никто не проявляет заслуженного уважения! Даже дети оборванцев смеются над нами!

      Присутствовавшие согласно кивали.

      – Наглая чернь, сброд, которому неизвестно слово «благородство»! Они как шавки – кусают исподтишка. Пусть мы и презираем их, но это не значит, что должны все терпеть!

      Послышались возгласы одобрения. Гросмейстер остановил их.

      – Надо признать, что есть и наша вина. Все произошло не в один день. Мы слишком долго почивали на лаврах наших побед. Сколько времени мы пребываем в этой обители без какого-либо дела и занятия? Сколько минуло дней с тех пор, когда к нашему славному ордену Разящего копья присоединился последний рыцарь? Сколько лет наш орден не получал пожертвований? Ответ: много. Слишком много! Настолько много, что больше мы не можем позволить себе ни дня бездействия.