Самоучитель танцев для лунатиков. Мира Джейкоб

сообщений? – удивленно посмотрела на секретаря Амина, держа в руках оставленные ей сообщения на розовых стикерах. – Я же была у Джейн всего десять минут!

      – Четыре от одной и той же дамы. А еще тебя Хосе искал. Сказал что-то насчет снимков Лорбера, они вроде как готовы, но я их, кажется, еще на прошлой неделе на печать отправляла?

      Амина проигнорировала вопрос и прилагавшийся к нему взгляд и, нахмурившись, поднесла к глазам испещренные мелким почерком листочки: Лесли Бил, Лесли Бил, Лесли Бил…

      – Он в проявочной?

      – Да.

      – Спасибо, – поблагодарила секретаря Амина и зашагала по коридору.

      Пройдя через вращающуюся дверь, она уткнулась в висевший на барабане список правил Хосе. «Ни в коем случае не стучать, не приходить без предупреждения, не звонить по телефону с десяти до шести». Некоторые коллеги с подозрением относились к тому, что Хосе называл «я занят», однако все фотографы слишком любили его печать, чтобы возражать против этих требований.

      Амина тихо постучала в дверь. Металл громко загудел, за дверью послышался грохот – что-то упало на пол, – а затем последовала длинная возмущенная тирада на испанском.

      – Хосе, это Амина. Прости, пожалуйста! – прошептала она.

      – Какого черта ты теперь шепчешь?! У меня и так тут все, на хрен, повалилось! – заорал Хосе. – В правилах что сказано? Испортите Хосе, на хрен, всю работу, то есть оставьте его в покое!

      – Я знаю, знаю, просто мне уходить через полчаса, поэтому если у тебя для меня что-то есть, то мне нужно забрать сейчас.

      – Вот дерьмо! В десять в твоем кабинете!

      Амина тихо ретировалась и на цыпочках пошла к себе в кабинет, осторожно прикрыв дверь.

      В отличие от кабинета Джейн, где рассортированные стопки фотографий и разноцветные листки с напоминаниями говорили о хорошей организации, у Амины все было по-другому. Она так и не научилась пользоваться шкафом для папок, предпочитая оставлять все бумаги на столе, в окружении салфеток и пакетиков с кетчупом. Амина вошла и сразу же включила единственную в кабинете лампу, свисавшую с потолка над столом.

      Лесли Бил. Вздохнув, Амина положила принесенные записки на стопку сообщений от клиентки, возвышавшуюся в углу стола, и тут зазвонил телефон. Сделав глубокий вдох, Амина сняла трубку и приготовилась к худшему, но в телефоне раздался громкий голос Камалы:

      – Амина! Ты ни за что не догадаешься, что случилось!

      – Мам?

      На том конце провода послышалось странное шуршание, и Амина услышала, как мать верещит:

      – Томас, отдай мне трубку! Я хочу рассказать твоей дочери, что этим утром выкинул самый гениальный хирург на свете!

      Донесся приглушенный шум, а потом раздались громкие шаги Томаса, который явно бежал вверх по лестнице, тяжело дыша. Затем хлопнула дверь.

      – Амина-Амина-Амина! Я стащил у нее телефон! – закричал он, и в трубке зазвучало эхо, как будто отец оказался в пещере с летучими мышами. – Я в ванной! А-а-а,