Библиотека внеклассного чтения. Книга 4. Сборник

как поэт и офицер,

      Был пулей друга успокоен.

      И Грибоедов здесь зарыт,

      Как наша дань персидской хмари,

      В подножии большой горы

      Он спит под плач зурны и тари.

      А ныне я в твою безглядь

      Пришёл, не ведая причины:

      Родной ли прах здесь обрыдать

      Иль подсмотреть свой час кончины!

      Мне всё равно! Я полон дум

      О них, ушедших и великих.

      Их исцелял гортанный шум

      Твоих долин и речек диких.

      Они бежали от врагов

      И от друзей сюда бежали,

      Чтоб только слышать звон шагов

      Да видеть с гор глухие дали.

      И я от тех же зол и бед

      Бежал, навек простясь с богемой,

      Зане созрел во мне поэт

      С большой эпическою темой.

      Мне мил стихов российский жар.

      Есть Маяковский, есть и кроме,

      Но он, их главный штабс-маляр,

      Поёт о пробках в Моссельпроме.

      И Клюев, ладожский дьячок,

      Его стихи как телогрейка,

      Но я их вслух вчера прочёл —

      И в клетке сдохла канарейка.

      Других уж нечего считать,

      Они под хладным солнцем зреют.

      Бумаги даже замарать

      И то, как надо, не умеют.

      Прости, Кавказ, что я о них

      Тебе промолвил ненароком,

      Ты научи мой русских стих

      Кизиловым струиться соком.

      Чтоб, воротясь опять в Москву,

      Я мог прекраснейшей поэмой

      Забыть ненужную тоску

      И не дружить вовек с богемой.

      И чтоб одно в моей стране

      Я мог твердить в свой час прощальный:

      «Не пой, красавица, при мне

      Ты песен Грузии печальной».

      «Мелколесье. Степь и дали…»

      Мелколесье. Степь и дали.

      Свет луны во все концы.

      Вот опять вдруг зарыдали

      Разливные бубенцы.

      Неприглядная дорога,

      Да любимая навек,

      По которой ездил много

      Всякий русский человек.

      Эх вы, сани! Что за сани!

      Звоны мёрзлые осин.

      У меня отец – крестьянин,

      Ну, а я – крестьянский сын.

      Наплевать мне на известность

      И на то, что я поэт.

      Эту чахленькую местность

      Не видал я много лет.

      Тот, кто видел хоть однажды

      Этот край и эту гладь,

      Тот почти берёзке каждой

      Ножку рад поцеловать.

      Как же мне не прослезиться,

      Если с венкой в стынь и звень

      Будет рядом веселиться

      Юность русских деревень.

      Эх, гармошка, смерть-отрава,

      Знать, с того под этот вой

      Не одна лихая слава

      Пропадала трын-травой.

      «Низкий дом с голубыми ставнями…»

      Низкий дом с голубыми ставнями,

      Не забыть мне тебя никогда, —

      Слишком были такими недавними

      Отзвучавшие в сумрак года.

      До сегодня ещё мне снится

      Наше поле, луга и лес,

      Принакрытые