Потоп. Огнем и мечом. Книга 2. Генрик Сенкевич

без родной души. А после войны ищи по свету пристани, не ведая, где, кроме арсенала, голову приклонить!

      Володыёвский решительно не знал, что предпринять.

      Тесно как-то и душно стало ему в пацунельской усадебке, взял он шапку, чтобы выйти на улицу и погреться немного на майском солнышке. На пороге он наткнулся на одного из людей Кмицица, которого отдали в неволю старому Пакошу. Казак грелся на солнце и бренчал на бандуре.

      – Что ты здесь делаешь? – спросил у него Володыёвский.

      – Играю, пан, – ответил казак, поднимая изможденное лицо.

      – Откуда ты родом? – продолжал спрашивать пан Михал, довольный, что оборвались на минуту его мысли.

      – Издалека, пан, из Звягеля.

      – Почему же ты не бежал, как другие твои товарищи? О, все вы такие! Сохранила вам шляхта в Любиче жизнь, чтобы иметь пашенных мужиков, да не успела снять с вас веревки, как вы тотчас поубегали.

      – Я не убегу. Околею здесь, как пес.

      – Так тебе здесь понравилось?

      – Кому лучше в поле, тот бежит, а мне здесь лучше. У меня нога была прострелена, а тут мне ее шляхтянка перевязала, дочка старика, да еще добрым словом приветила. Отродясь я такой красавицы не видывал… Зачем мне уходить?

      – Которая же это так тебе угодила?

      – Марыся.

      – И ты останешься?

      – Околею, так вынесут, а нет, так останусь.

      – Неужто думаешь у Пакоша дочку выслужить?

      – Не знаю, пан.

      – Да он такому голяку скорей смерть посулит, чем дочку.

      – У меня в лесу червонцы зарыты: две пригоршни.

      – С разбоя?

      – С разбоя.

      – Да будь хоть целый гарнец, все едино ты мужик, а Пакош шляхтич.

      – Я из путных бояр.

      – Коль из путных бояр, так еще хуже, чем мужик, потому изменник. Как же ты мог врагу служить?

      – А я и не служил.

      – Где же Кмициц набрал вас?

      – На большой дороге. Я у польного гетмана служил, но потом хоругвь разбежалась, есть стало нечего. Домой мне незачем было ворочаться, дом-то мой спалили. Пошли наши промышлять на большую дорогу, ну и я с ними пошел.

      Володыёвский очень этому удивился, он до сих нор думал, что Кмициц похитил Оленьку, взяв людей у врага.

      – Так пан Кмициц взял вас не у Трубецкого?

      – Больше всего было тех, что у Трубецкого и Хованского служили, да и они на большую дорогу бежали.

      – Почему же вы пошли за паном Кмицицем?

      – Он славный атаман. Нам говорили, что коли он кликнет, так все едино что талеров насыплет в кошель. Потому мы и пошли. Да вот не поталанило нам!

      Володыёвский только головой покачал, поразмыслив о том, что уж очень очернили этого Кмицица; затем он поглядел на изможденное лицо боярского сына и снова покачал головой:

      – Так ты ее любишь?

      – Люблю, пан!

      Володыёвский направился на улицу, подумав про себя: «Вот это решительный человек! Он