Дорога пряности. Майя Ибрагим

над Песками ведомы лишь Совету.

      – Лишь Совету и нашему брату.

      И тут сестра подается ближе, принимаясь заговорщицки шептать, будто кто-то здесь может за нами шпионить:

      – Я должна кое-что тебе поведать. Как-то раз мама и баба говорили, как бывшего министра земель пришлось заменить, после того как он занемог. Помнишь? Так вот, Афир их подслушал и рассказал мне, что министр вовсе не болен, а нечист на руку! Рабочий из святилища обнаружил, что министр крал деньги из сундуков, потому-то его и убрали. Афир предупреждал не питать к слову Совета беспечного доверия. Они о многом нам лгут.

      Я следом за ней смотрю на карту.

      – Думаю, это он и имел в виду, – продолжает Амира. – Почему-то ему было нужно держать это в тайне, но брат все равно пытался открыть нам правду о внешнем мире. Нас учили, что Сахир – самостоятельная территория, но карта гласит, что мы часть Алькибы. И смотри! Здесь дороги, города, королевство…

      Мы мрачно переглядываемся, прежде чем вернуться к сундуку. Я ищу в нем ответы, что-нибудь, лишь бы остановить круговерть хаоса, которая вот-вот меня затянет. Достаю еще несколько свитков. Письма, выведенные на странном языке, и все же он достаточно похож на сахиранский, чтобы я могла прочесть. Они обращены к Афиру, и в каждом всего пара строк.

      «Империя захватила все, что лежит к северу от храма Иннарет. Всякого, кто противится, ловят и казнят прямо на улицах, и кровь разливается по ним алой рекой», – сообщает одно.

      «Таил-са скоро падет. Когда ты вернешься? Наши запасы скудеют, и в твое отсутствие остальные теряют надежду», – написано в следующем.

      И третье, более позднее, судя по дате: «Твой замысел устроить новую засаду нашел немалую поддержку. Осуществим план, когда ты вернешься».

      Свиток дрожит в моих руках, я часто, сбивчиво дышу.

      – Такое не подделать. Все это – доказательство, что Афир отправился в Алькибу, доказательство, что Алькиба вообще существует. И каким-то образом брат нашел путь через Пески и встретил чужаков.

      Амира дрожащими руками разворачивает последнее письмо. Едва дочитав, она сгибается пополам и плачет. Больше, чем любого чудовища, больше, чем самой смерти, я боюсь столкнуться лицом к лицу с ужасной правдой, ждущей меня в этом свитке. Но все так, как сказала сестра: истина – шип, а не роза, и я не могу вечно бояться того, что может ранить.

      Взяв свиток, бегло просматриваю выведенные наклонным почерком строки.

      А.,

      Прошлой ночью поймали еще трех наших.

      Среди них – Рима. Мы отчаянно нуждаемся в свежем запасе Пряности – и я нуждаюсь в тебе. Ты знаешь, где меня отыскать. Счастливого пути, любовь моя.

      Ф.

      – Пряность, – шепчу я.

      Письмо выпадает из ослабевших пальцев, ложится на колени, но я все еще пялюсь туда, где оно только что было. Каждая секунда – мучение, я заперта в ловушке стен, которых не вижу, силясь протолкнуть в легкие глоток воздуха. Я не хочу перечитывать письмо, заставлять себя принять его суть. Иначе я обрушу на себя и без того расколотые небеса, уничтожу руины своего мира.