Об пол. Владимир Алексеевич Дивинский

затягиваясь, вытащил телефон. Набрал номер, который ему дали перед тем, как запихнуть в квартиру.

      Одна из девушек внизу, визгливо возмущаясь, полезла в открытую дверь машины, симпатично выгнувшись, и вернулась со светящимся прямоугольником телефона.

      Как же давно он никому не звонил. Писал, отсылал мемы, но не звонил.

      – Это Маус. Вы мне как-то помогли на двенадцатый этаж забраться. Я вас вижу.

      – А мы вас нет! Вы на балконе?

      – Ага. Покурить выхожу в это время. Придёте в гости?

      – Давайте. Во второй половине дня?

      – Да, часа в четыре.

      – Что-нибудь взять? Может, па́рить будете?

      – Никогда не пробовал. Лучше просто пива на всех.

      – Хорошо, Маус. Попарить мы всё-таки принесём, вам понравится.

      – Хорошо. А почему обращаетесь на «вы»? Из-за ноги, что ли?

      – А вы меня ещё раз поцелуете? – девушка не ответила на его вопрос.

      – Ну…

      На фоне разговора в трубке послышался смех, чей-то голос, а затем гудки – звук отбоя.

      Маус улыбнулся и пошёл одеваться. Решил всё-таки навестить соседей снизу, из интереса.

      На подъездной лестнице, упёршись руками в исписанную телефонными номерами и ругательствами бетонную плиту, Маус снова закурил.

      Сигареты и еда – вот две основы существования человека.

      Сигареты двойственны по своей природе, ибо могут запустить необратимый процесс убиения. Что даже забавно в некотором роде.

      Но при этом именно они помогают людям держаться за скользкий и холодный мир вокруг. Прочнее врастать и давать какие-нибудь плоды.

      Какие плоды давал бы Маус?

      Он улыбался губами, сжимающими фильтр, и смотрел на клочья, плывущие по раскалённому небу над серыми домами и ковылём, которым был покрыт двор. Ковыль этот мог больно царапать щиколотки. А облака, наверное, были очень мягкими.

      Если бы Маус давал плоды, на нём росли бы облака, пожалуй. Апельсинового, вечернего цвета. Давать что-то более реальное, но менее лиричное он вряд ли способен.

      Марии наверняка бы понравились облака.

      Он хотел было потушить сигарету о пепельницу, но понял, что пепельницы нет. Спёрли.

      Чертыхнулся, аккуратно засунул окурок обратно в пачку и мерно застучал вниз.

      Копия его лестничной площадки. Даже сломаны те же самые почтовые ящики. Маус поверил на секунду, что на одном из мятых конвертов, в которых по утрам мужчина в комбинезоне разносит скуку, он увидит собственное имя. Потом его аккуратно отодвинет плечом трёхногий Маус и отстучит разными кроссовками обратно, в тёмную дыру квартиры.

      Передёрнуло. Он заколотил в дверь, чтобы скорее задуматься о чём-то другом.

      Дверь открыл лысеющий юноша с хилыми бакенбардами и в розовой рубашке. Он испуганно посмотрел на Мауса, затем оглядел пространство вокруг себя – собранную по каталогу прихожую, которую заполняли три шкафа-купе и огромное количество коробок из-под обуви – дорогой, но максимально незаметной, и сказал: