Последняя. Александра Веен

дивным творением местный стихоплет в шляпе набекрень.

      Его обещания встревожили Эрсиль, но, по счастью, загадочной «фняжечкой» он назвал уже опробованные огоньки с ванильным сдобным вкусом.

      Предаваясь свежеизобретенной потехе, кранды с азартом ловили и скармливали Къельту и Эрсиль светляков, так что это изысканное блюдо оба запомнили надолго. Затем подошел черед берестяных стопочек с горькой настойкой – на почках, как объяснил вихрастый коротышка, отвечая на вопрос Къельта. Эрсиль же понадеялась, что почки были не человеческие.

      – Ей больше не добавляйте! – громким шепотом предупредил виночерпия Къельт, хотя Эрсиль даже не пригубила хмельное. – Она под куражом – жуткая зверюга. С двух рюмок взбеленится и всыплет нам перцу!

      Кранд спрятал за спину обвитую лозняком бутыль и погрозил когтем. Эрсиль осуждающе покосилась на Къельта – пользуется ее немотой, прохиндей! А позже осознала, что он радеет за трезвость ее рассудка не для забавы: разомлеет она, расхрабрится и, не приведи господь, выскажется по случайности.

      Когда ночь утратила глубину красок, веселье затихло. Коротышки притомились, разбились на кучки и таинственно шушукались о чем‑то своем, недоступном разуму простых смертных. К тому времени Эрсиль вдоволь налюбовалась крандами, наслушалась их прибауток – ее праздничный запал почти иссяк. Подперев кулаком подбородок, она лениво грызла травинку. Взгляд ее скользил по зеркальной поверхности озера.

      – Если решаешь, топиться тебе или нет, советую отложить это дело, – заметил Къельт и легко вскочил на ноги. – Поднимайся, поднимайся, сейчас будет самая захватывающая часть.

      Эрсиль подчинилась, слишком умиротворенная, чтобы упрямиться назло Къельту.

      Нарядный кранд, пригласивший их на пир, величаво шагнул вперед. Он приосанился, откашлялся и продекламировал:

      – Зарница близится, дружочки.

      Срок истекает, и забвенье

      Нас поглотит.

      Но мы еще

      Подарим жар свой,

      Прорастим коренья!

      Сокрушенно поохав, коротышки сгрудились возле норки‑ямки, чуть было не затоптанной Эрсиль. Ветер ослаб, лес погрузился в безмолвие. Кранды закрыли глаза и запели печальную песню на диковинном языке, под которую прорезался из земли тоненький стебелек и заколыхался в такт музыке.

      – Это молоденький кранд, – сообщил Къельт на ухо Эрсиль. – За зиму он отоспится, накопит сил, а весной научится понемногу хулиганить: кольцевать тропинки и подшучивать над всякими растяпами.

      «Очень трогательно», – хмыкнула Эрсиль, а колдовская мелодия лилась, обволакивая и чаруя. Эрсиль видела падающий листок с каплями росы, бескрайнее темно‑синее небо и вереницу золотых светлячков, медленно облетавших деревья… Только когда пухленький кранд с одуванчиком на лбу ущипнул Эрсиль за палец, она сообразила, что церемония завершилась.

      – У меня напутствие для тебя, – прогудел толстячок.

      Эрсиль обернулась: Къельт и главный кранд беседовали возле жухлых папоротников. С берега