.

дальше ей мешать. Помню, я так обиделся на неё, что от досады отвернулся к окну, забросив работу. В середине урока, неожиданно для всех, в класс вошла директор школы и трое офицеров из папиного отряда, одним из которых был Казаков. Меня попросили собрать вещи и, отведя в кабинет директора, сообщили, что папы и мамы больше нет.

      Не буду рассказывать, что я испытал в тот момент. В один миг я остался совсем один. Близких родственников, кто мог бы меня усыновить, не было, и мне светила печальная дорога в подмосковный детский дом. Но друзья отца не привыкли бросать своих в беде. Так я оказался в семье полковника Казакова – он усыновил меня и принял в свою семью. А спустя год я, как сын погибшего офицера, поступил учиться в Московский кадетский корпус, начальником которого, за год до моего поступления, стал Валерий Геннадьевич.

      Казаков вообще – легендарный человек. В прошлом – зам. Командира отряда спецназа, участник боевых действий, настоящий офицер. Он, в прямом смысле, заменил мне отца и мать, прививая с самого детства много хороших качеств, научил меня добру и справедливости.

      И вот сейчас его племянник и мой лучший друг Витька Резенцев решил запороть нам весь марш-бросок. Группа мчалась по лесной дороге, набирая темп, а этот гад уже на третьем километре отстал от всех, плетясь далеко позади, и волоча автомат по земле, хватал ртом воздух.»

      Заметив это, Сергей развернулся и побежал обратно.

      – Витька, ну ты и бегемот! – подбегая к другу, Кобрин подхватил его автомат и повесил себе на плечо.

      – «Кобра», блин, – выругался Витёк, – ты же знаешь, бег – это не моё!

      – Жрать надо меньше в столовой! Давай руку! – произнёс Сергей. – Ну, давай быстрее, нам ещё наших догонять!

      – А первый и второй взвод лафу гоняет в лагере и бабочек ловят. А ещё я, кажется, ногу подвернул, – с досадой произнёс запыхавшийся Витёк.

      – Какие бабочки?! «ПХД» у них сегодня и подготовка к отъезду! – огрызнулся Сергей. – Кадет Резенцев, отставить нытьё! Бегом – марш!

      Несмотря на раннее утро, солнце уже вовсю светило над лесом и от его палящих лучей голова под шлемом просто закипала. На Витька, вообще, было страшно смотреть – красный, как рак, он упорно пятился назад, отказываясь шевелить ногами.

      – Резенцев, ну будь ты человеком! Мы уже метров на сто отстали от всех, а ещё бежать два километра!

      Но «мастодонт» не поддавался уговорам и окончательно остановившись, тяжело дыша, сел на пятую точку, показывая всем видом, что бежать дальше у него не осталось сил. Поняв, что дальнейшие уговоры не подействуют, Сергей нажал на тангенту радиостанции, закреплённую на разгрузке.

      – «Медведь», «Кобре» на приём!

      – На приёме «Медведь», – отозвался голос Казакова в динамике радиостанции.

      – Товарищ полковник, у нас Резенцев – «трёхсотый», марш-бросок продолжать не может, ногу подвернул, – доложил Сергей.

      – Совсем-совсем не может? – уточнил Казаков.

      – Совсем, –