Царство. 1955–1957. Александр Струев

Комитета: давайте рассудим по совести, по партийному решим, что делать. Правильно товарищ Молотов поступает, противопоставляя себя мнению Центрального Комитета или нет?

      Пленум целиком поддержал Первого Секретаря. Высказывались предложения освободить Молотова от обязанностей министра иностранных дел, некоторые намекали, что надо его и из состава Президиума попросить. Ни Каганович, ни Ворошилов, ни Маленков не подняли голоса в защиту. Критика получилась резкой.

      На этом же Пленуме приняли решение провести в феврале будущего года очередной Съезд Коммунистической партии Советского Союза.

      На заключительном заседании председатель Совета министров Булганин предложил освободить Молотова от должности министра иностранных дел и рекомендовал на этот ответственный пост Дмитрия Трофимовича Шепилова. Молотов сидел чернее тучи.

      После Пленума в кабинете председателя Совета министров, Никита Сергеевич и Николай Александрович облегченно вздохнули и выпили по рюмке. Никита Сергеевич с ходу пропустил и вторую, он был необыкновенно взволнован, но доволен решениями, а вот на Николае Александровиче лица не было.

      – С Машкой поссорился или с Беллой? – глядя на расстроенного друга, предположил Хрущев.

      – Жуткий сон, Никита, приснился, – отозвался Булганин. – До сих пор отойти не могу!

      – Какой сон?

      – Какой, какой! – Николай Александрович плюхнулся на диван. – И ведь вчера много не пил. Проснулся не то что в холодном поту, а будто в жаркой бане побывал! Кровать мокрая.

      – Может, ты обоссался случайно? – хихикнул Никита Сергеевич.

      – Сам дурак!

      – Да, ладно, шучу, шучу! Расскажи сон свой, если не позабыл.

      – Такое разве забудешь!

      – Что там было-то?

      – Самое страшное, – загробным голосом начал Николай Александрович, – что я оказался бабой!

      – Ты… бабой?

      – Да. И меня е…т.

      – Да ладно! – ошалело присвистнул Хрущев.

      – Е…т! – подтвердил Николай Александрович. – Представляешь?

      – Не представляю! – ужаснулся Никита Сергеевич.

      – А во сне – было! – грустно подтвердил председатель Совета министров.

      – Кто ж, Коля, тебя …? – ухмыляясь во весь рот, осведомился Хрущев.

      – Мужик …, кто еще? Я же тебе объясняю, что бабой стал! – Булганин невесело хмурился. – Навалился он на меня, значит, а потом смотрю – сдох.

      – Как сдох?

      – Так. Издох прямо на мне, схватил ручищами, как краб, и не двигается. Я его трясу – уйди, слезь! А он не шевелится. Ох, мамочки, как я испугалась! – продолжал Булганин. – Это я от имени своего сна тебе рассказываю, не как я, а как баба! – уточнил он.

      Никита Сергеевич понимающе кивнул.

      – Люди прибежали, трясут его: «Умер, умер!», а он меня-бабу не отпускает. Попробовали оторвать – не отрывается! «Как же он так, наш Егор Тимофеевич? – вокруг народ перешептывается. – Получается, в сиськах