Манхэттен. Джон Дос Пассос

сказала тетя Эмили.

      Джимми сидел на своем стуле; по ногам у него бегали мурашки. У мамы был удар, и на той неделе опять в школу. Пятница, суббота, воскресенье, понедельник…

      Он и Скинни шли с пруда – они там играли с лягушками; на них – синие костюмы, потому что сегодня воскресенье. За сараем цвели кусты. Мальчишки мучили малыша Гарриса – кто-то сказал, что он еврей. Он громко и певуче хныкал:

      – Оставьте меня, братцы, не трогайте! На мне новый костюм.

      – Ай вай! Мистер Соломон Леви надел новый костюмчик! – визжали радостные голоса. – Где вы его купили, Ицка? У старьевщика?

      – Должно быть, на распродаже после пожара.

      – Тогда надо полить его из кишки.

      – Польем Соломона Леви из кишки!

      – Заткнитесь! Не орите так громко.

      – Они просто шутят. Они ему не сделают больно, – шепнул Скинни.

      Гарриса потащили к пруду. Он брыкался и вырывался; его опрокинутое лицо было бледно и мокро от слез.

      – Он вовсе не еврей, – сказал Скинни. – А вот Жирный Свенсон – еврей.

      – Откуда ты знаешь?

      – Мне сказал его товарищ по спальне.

      – Смотри, что они делают.

      Мальчишки разбегались во все стороны. Маленький Гаррис карабкался на берег; волосы его были полны ила, из рукавов текла вода.

      Подали горячий шоколад с мороженым.

      – Ирландец и шотландец шли по улице. Ирландец говорит шотландцу: «Сэнди, пойдем выпьем…»

      Продолжительный звонок у входной двери отвлек внимание от рассказа дяди Джеффа. Горничная-негритянка поспешно вошла в столовую и что-то зашептала на ухо тете Эмили.

      – А шотландец отвечает: «Майк…» Что случилось?

      – Мистер Джо, сэр.

      – Ах, черт!

      – Надеюсь, он ведет себя прилично? – тревожно спросила тетя Эмили.

      – Немножко навеселе, сударыня.

      – Сарра, на кой черт вы его впустили?

      – Я не впускала его, он сам вошел.

      Дядя Джефф оттолкнул тарелку и хлопнул салфеткой по столу.

      – Черт! Я пойду поговорю с ним.

      – Заставь его уйти… – начала тетя Эмили и вдруг остановилась с открытым ртом.

      Между портьерами, висевшими в широком проходе, который вел в смежную комнату, просунулась голова с тонким, крючковатым носом и массой прямых черных, точно у индейца, волос. Один глаз с красными веками подмигивал.

      – Хелло!.. Как поживаете? Можно войти? – раздался хриплый голос, и высокая, костлявая фигура высунулась из-за портьер вслед за головой.

      Губы тети Эмили сложились в ледяную улыбку.

      – Эмили, вы должны… гм… э… извинить меня… Я чувствую, что вечер… гм… проведенный за семейным столом… гм… будет… э-э… гм… вы понимаете… иметь… э-э… благотворное влияние… Понимаете – благотворное влияние семьи… – Он стоял, качая головой, за стулом дяди Джеффа. – Ну, Джефферсон, старина, как делишки? – Он хлопнул дядю Джеффа по плечу.

      – Ничего. Садитесь, – проворчал он.

      – Говорят… если хотите послушаться старого ветерана… э…