Манхэттен. Джон Дос Пассос

и, может быть, от ловкости адвоката. Я думаю, десять тысяч долларов – подходящая сумма.

      – А вы сейчас не берете денег?

      – Гонорар адвоката редко уплачивается до того, как дело доведено до успешного конца.

      – А вы настоящий адвокат? Правда? Вы выглядите слишком молодым.

      Серые глаза метнули на него взгляд. Оба рассмеялись. Он почувствовал, как теплая, неизъяснимая волна пробежала по его телу.

      – Я адвокат, моя специальность – несчастные случаи. Не далее как в прошлый вторник я взыскал шесть тысяч долларов в пользу одного клиента, который попал под почтовый фургон. В настоящее время, как вам, вероятно, известно, поднята усиленная кампания за упорядочение уличного движения на Одиннадцатой авеню. Момент, как мне кажется, чрезвычайно подходящий.

      – Скажите, вы всегда так говорите? Или только в деловом разговоре?

      Он откинул голову и рассмеялся.

      – Бедный, старый Гэс, я всегда говорила, что ему везет!

      Плач ребенка раздался из-за перегородки.

      – Что это такое?

      – Это ребенок. Малютка все время только пищит.

      – Так у вас есть дети, миссис Мак-Нийл? – Это открытие несколько охладило его.

      – Только один. А что?

      – Ваш муж лежит в больнице скорой помощи?

      – Да, и я думаю, что вам позволят повидаться с ним, если вы по делу. Он ужасно стонет.

      – Если бы я мог достать несколько свидетелей…

      – Майк Дойни, полисмен, все видел. Он приятель Гэса.

      – Ей-богу, это верное дело! Мы им покажем. Я пойду прямо в больницу.

      Новый взрыв плача раздался из соседней комнаты.

      – Ах ты, дрянь, – прошептала она, скривив лицо. – Деньги нам очень пригодились бы, мистер Болдуин.

      – Ну, мне пора. – Он взял шляпу. – Я, конечно, сделаю все возможное. Можно заходить к вам время от времени и докладывать о ходе дела?

      – Надеюсь, вы придете.

      Когда они прощались, стоя у дверей, он не мог сразу отпустить ее руку. Она покраснела.

      – Ну, до свиданья и большое спасибо за то, что вы зашли, – сказала она.

      Чувствуя головокружение и спотыкаясь, Болдуин спустился по лестнице. Кровь стучала ему в виски. «Самая красивая девочка, какую я когда-либо видел». На улице шел снег. Снежные хлопья робко ласкали его пылавшие щеки.

      Небо над парком[55] было усеяно маленькими облачками, точно лужайка белыми цыплятами.

      – Алиса, пойдем по этой тропинке.

      – Нет, Эллен, папа приказал мне идти из школы прямо домой.

      – Трусиха!

      – Эллен, ты ведь знаешь, как воруют детей.

      – Я же тебя просила не называть меня Эллен.

      – Ну хорошо, Элайн.

      На Эллен было новое черное шотландское платьице. Алиса носила очки; ноги у нее были тонкие, как шпильки.

      – Трусиха!

      – Вот видишь, какие страшные люди сидят на скамейке. Идем, Элайн, красотка, идем домой!

      – А я не боюсь. Я умею летать, как Питер Пен в сказке.

      – Что же ты не летаешь?

      – Сейчас

55

Имеется в виду Центральный парк, большой парк в Среднем Манхэттене, замечательный своей живописностью и скульптурными сооружениями; считается одной из главных достопримечательностей Нью-Йорка.