Мое кудрявое нечто. Дана Райт

иду я? Туда, где светит солнце,

      Вот только б, братцы, добраться б дотемна…

      Дышать тяжело. Отпаиваю себя водичкой, сжимая ноги крестом, потому что из меня сейчас польется накопленная жидкость. Странно, что она просится на выход снизу, потому как снаружи я уже полностью отсырела.

      – У тебя красивый голос, – слышится с той, нежаркой, стороны.

      – Миш, – сажусь ближе к нему, – что тебе во мне?

      – Ну, я думаю, мне будет в тебе хорошо, малышка, – парень говорит, как будто это я его обидела, и мне хочется рассмеяться. – Я просто поделать ничего с собой не могу. И потом, давай откровенно, ты же ко мне невестой приехала, так что я имею право испробовать то, что ты можешь предложить.

      – Так я тебе ничего не предлагала, и не навязывалась, и не давала повода для близких отношений.

      – Ты, пухляш, права, конечно, но понимаешь, я уже загорелся, и не могу отступить теперь, – капризно рассуждает мучитель. – Вот что тебе стоит? Я прощу тебе вчерашний отказ, – он снова говорит о сексе как о чем-то само собой разумеющемся между нами, словно мы занимались этим уже не раз. – И забуду про нападение твоей ноги на мои яйца. Сильно использовать не буду. Немного отшлепаю тебя за кота, ты отсосешь мне за брошенную доску, и нам обоим будет очень хорошо. Я обещаю. Я знаю, о чем говорю.

      – А я не знаю, – прижимаюсь спиной к двери, откидываю сырую голову и выливаю не себя очередной ковш воды, смывая пот и отчаяние.

      За дверью воцаряется молчание. Затем Миша откашливается, стучит по двери несколько раз.

      – То есть, – медленно выговаривает он, – ты хочешь сказать, что минет делать ты не умеешь?

      – И его в том числе, – выдыхаю, не могу больше тут сидеть, нагретая вода уже никак не помогает. – Миша, я ничего не умею делать. У меня не было секса.

      Выговариваю, как на духу. Что мне скрывать? Тут нечего стыдиться.

      – Вот же черт!

      Кулак генеральского сынка врезается в дверь, отчего кочерга звенит прямо над моей головой. Я даже не дергаюсь. Пытаюсь сжать внутренности, чтобы не описаться.

      – Так и знал, что какая-нибудь подстава выскочит! Выходи, – в голосе ясно проскальзывает разочарование, – не трону.

      Слышу шорох за дверью. Затем щелчок. Он отключает регулятор тепла. Но его шагов не слышно. Он все еще ждет, когда я выйду?

      – Ты выходишь, или как? – раздраженный вопрос меня пугает.

      – Дай слово.

      – Даю слово, не трону, пока сама не захочешь.

      Вытаскиваю горячую кочергу, используя успевшие высохнуть штаны, как прихватку. Если он сейчас нападет на меня, то я просто написаю на него. Осторожно выхожу из места заточения. Миша окидывает взглядом прилипшую к телу мокрую черную футболку и черные хлопковые трусики-шорты.

      – Ты как?

      Еще спрашивает? Чуть меня жаром не уморил! А теперь какой добренький стал. Тянется ко мне рукой, а меня изнутри разрывает.

      – Я описаюсь сейчас.

      Забываю про вежливость и стеснение. Собираюсь бежать на второй этаж в свою ванную. Но что-то мне подсказывает, еще один шаг, и из меня все выльется. Как же позорно! Описаться при человеке, который чуть не