Комиссар госбезопасности. Валерий Ковалев

гремела канонада, моросил дождь, полк по осенней грязи отступал на Одессу. Бойцы в обхлестанных шинелях сапогами месили грязь, за ними понуро шла конница, вихлялись тачанки и катились трёх дюймовки в упряжках, позади скрипел обоз.

      – Но! – нахлестывали ездовые тощих коней, те из последних сил натягивали постромки.

      Под брезентом одной из санитарных повозок в числе других метался в тифу Пашка. Он захворал четыре дня назад, температура поднялась за сорок, губы обметало сыпью. Изредка у повозки возникал Иван, поил его из фляжки и снова уходил вперед, к связистам.

      Хмурым утром вошли в город, сапоги, подковы и колеса загремели по булыжнику.

      – Подтянись! – хрипло орали командиры, в ответ – звяк амуниции, хрип лошадей и тяжелое дыхание. Наконец где-то в центре раздалось желанное «Стой!», начали размещаться в брошенных казармах. В одной наскоро организовали лазарет, перетаскали туда раненых и тифозных. К вечеру Пашка очнулся на соломенном тюфяке, рядом стояли брат и Бубнов.

      – Ну как ты? – наклонился Николай.

      – Ничего, – бледно улыбнулся мальчишка. – Только голова кружится и жар сильный.

      От соседнего больного, выслушав того стетоскопом, подошел фельдшер в застиранном халате.

      – Вы кем будете мальчишке?

      – Я брат, – ответил Николай.

      – Сослуживец, – буркнул Бубнов.

      – Ну, так вот, товарищи, – отвел их чуть в сторону фельдшер. – По возможности нужно определить его в больницу, иначе погибнет. У меня ни лекарств, ни условий.

      – Ясно, – переглянулись оба и, попрощавшись с больным, вышли из лазарета.

      На следующее утро Пашка очнулся в светлой палате на койке и попросил воды.

      – Где я? – оторвавшись от поилки, спросил у сестры милосердия в белой косынке и фартуке.

      – Ты, мальчик, в городской инфекционной больнице, – ровным голосом ответила она и сунула ему под мышку градусник. Затем появился благообразный старик в таких же белых шапочке и халате, присел у койки.

      – Нутес, посмотрим вас, батенька.

      Завершив осмотр, сказал сестре несколько слов по латыни (та кивнула), вслед за чем перешёл к следующему больному, а таких в палате был десяток. Началось лечение. Спустя месяц, в первых числах октября, похудевший и с бритой головой, Пашка был выписан из больницы.

      У кастелянши он получил свою пахнувшую дезинфекцией одежду, попрощался с лечащим врачом и сёстрами, которые за ним ухаживали, и вышел из дверей больницы в новую жизнь. А новой она была потому, что на третий день после его госпитализации красные части оставили Одессу, её заняли белые. Встал вопрос, что делать дальше?

      Куда отошел фронт, мальчишка не знал, да и сил его догонять не было, а в городе он никого не знал, следовало как-то определяться. Про Одессу он немало слышал от Бубнова, матрос был из этих мест, и запомнил, что самым интересным местом в городе на Чёрном море был центральный рынок, именуемый Привоз.

      – Если желаешь найти кого из знакомых или узнать свежие новости, топай туда, – рассказывал мальчишке матрос. – Да и вообще, бойкое место, там не заскучаешь.

      У