Шесть камешков на счастье. Кевин Алан Милн

когда-то они с тренером были лучшими друзьями. И да, папа правда устроил Роулинзу собеседование. Но приняли Рэнди за его собственные достижения. Ведь это его, а не папу под микроскопом рассматривала комиссия. Тренер показал им, на что способен, и то, что он получил должность, – полностью его заслуга.

      К сожалению для меня, сплетня о папином заступничестве распространяется очень быстро. И те, кто ее подхватил, решили, что это из-за папы тренер так хорошо со мной обращался, так что каждый раз на поле мне приходилось выкладываться с утроенной силой. Потому что меньше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то говорил, будто мне легко досталось мое место в команде.

      Хотя папа и Роулинз когда-то были друзьями, я никогда не видел, чтобы они разговаривали, даже на встречах команды. Может быть, так всегда происходит, когда вы становитесь старше: пути расходятся и друзья теряют связь?

      Неужели то же самое будет со мной и Диллоном? Мы окончим школу и… что? Неужели через двадцать лет при встрече мы даже не заговорим друг с другом? Даже представить себе не могу такое.

      Жаль, не знаю, что тренер имел в виду под фразой «Нэйтан бы что угодно отдал, лишь бы по-прежнему играть в команде». По словам дедушки, папа ушел из команды добровольно, но в устах Роулинза фраза прозвучала так, словно выбора у него не было. Правда, скорее всего, тренер нарочно исказил факты – чтобы я растрогался и вернулся в команду.

      Неважно. У него все равно не вышло. Я люблю футбол, но с меня хватит. Нет папы, нет футбола… И больше не надо никому ничего доказывать.

      Я замахиваюсь для броска и отправляю очередной мяч в корзину. Он исчезает в прорези шины и вылетает с другой стороны.

      – Двадцать – двадцать два…

      Потренировавшись еще – сделав сорок бросков, из них тридцать семь удачных, – я ухожу в дом.

      В кухне застаю Элис. Она внимательно разглядывает надпись на банке с напитком. Сильно сомневаюсь, что эта банка ей просто приглянулась. Нет, думаю, она пытается выяснить какой-нибудь очередной невероятный факт об этом продукте. В этом вся Элис – она просто обожает узнавать новое. И, честно говоря, это ее конек. Только… Мне кажется, было бы гораздо лучше, если бы она не отдавалась этому занятию с таким рвением. Потому что, когда я приглашаю к себе друзей, ей обязательно надо выпендриться: то расскажет что-то про династию Мин, то начнет читать на «свинском латинском». Все мои знакомые думают, что она просто чокнутая.

      – Не против, если я присоединюсь? – спрашиваю я, пододвигая к Элис стул.

      – Мы живем в свободной стране, – отвечает она, не отрывая глаз от банки.

      – Да что ты? А по-моему, у нас дома сейчас столько людей, что я уже, например, начинаю чувствовать себя заключенным. Неужели ты бы не хотела, чтобы они все свалили наконец? – улыбаюсь я.

      Элис молчит.

      – Элис, чем тебя так заинтересовала эта банка содовой? – не отстаю я.

      Она поднимает взгляд, смотрит на меня, запускает руку в свои коротко подстриженные волосы и взъерошивает их.

      – Могу поклясться, они стали мягче, чем пару месяцев назад. Меня несколько раз обливали