Юрфак. Роман. Екатерина Нечаева

войны.

      – Вы узнали? – встрепенулась Ларсон, театрально вскидывая искусственно удлинённые, тонко прорисованные полосочки бровей, которые вполне соответствовали моде полувековой давности и никак не вписывались в моду сегодняшнюю, густистую и широкополосную, но Ларсон никогда ни под кого не подстраивалась, ей было глубоко плевать, что носят, что читают и как считают, главным её принципом было «чтобы нравилось ей». – То есть он надеялся, что его семья жива, но жил с вами? Так?

      Каверзный вопрос не смутил Александру Ивановну, и тихая её улыбка, словно солнце, прорвавшееся сквозь тучи, озарила комнату.

      – Да, так. Всё так, – умиротворённым голосом продолжила она. – Его привезли со стройки к нам в больницу полуживого с двусторонней пневмонией. Врачи уже похоронили его, мол, ничего не сделать, а я продолжала за ним ходить, ставила уколы, кормила с ложечки, меняла бельё, и однажды он в полубреду сказал, что женится на мне, если выживет. Он выжил и сдержал слово. Я была вдовой, и так получилось, что война отняла одного мужа и подарила другого. Он мне моих несмышлёнышей помог на ноги поставить, и мудрее отца я не знаю. За всю нашу долгую жизнь он ни разу ни словом, ни делом не обидел ни меня, ни детей, хоть самому и ох как трудно было.

      – Так я всё равно не поняла, а на родину-то к своим он чё не уехал? Он ведь не сразу знал, что они погибли, – продолжала пытать Ларсон, упираясь пышными локтями в стол и наваливаясь на него всей грудью. В декольте пёстро-красного платья сверкнул массивный золотой крест на увесистой цепочке. Александра Ивановна вздохнула, глаза её снова затуманились, ей захотелось покинуть компанию, но отстоять человека, с которым её свела жизнь, она должна была.

      – Боялся он, что узнает, что они погибли и он не сможет думать о них как о живых, не сможет представлять, как растут его мальчишки, как мужают, как строят свои жизни без войны. Он боялся, что они погибнут дважды: по-настоящему и в его воображении, – женщина поднялась, долгим испытующим взглядом посмотрела на дознавательницу, огрудившуюся на стол и масляными подзаплывшими глазками буравившую её невысокую, до сих пор стройную фигуру и добродушное лицо с изумительно чистыми синими глазами, поблагодарила хозяев и сказала, что девочек возьмёт к себе на вечер.

      Веня переглядывался с совсем приунывшей Мариной, боявшейся пошевелиться и потому до сих пор ютившейся на самом краешке стула. Катерина во все глаза смотрела на тётю Сашу, в её голове только что возник новый образ не только Ульриха Рудольфовича, но и того подневольного завоевателя, что попёр когда-то на весь мир и на их страну. Тимофей крутил в пальцах злополучную ручку, уставившись отрешённым взглядом в окно. Когда Валюшка проходила мимо него, он остановил её и, будто прося прощение за всё неразумное вымахавшее ввысь человечество, ещё раз вручил подарок, проговорив:

      – Прости, Пуговка. Это твой подарок, и больше его тебе не надо возвращать.

      Он