Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь. Наташа Дол

Тогда шумиха по этому случаю произошла. Они там друг с другом поссорились. И один другому топором голову отсек.

      – А! – Зафар оскалился хищно, – похоже на наших. А у меня брательник есть. Не тот, кого бил. Двоюродный. Он еще хуже меня, психанутый. Так расшумится, вообще не остановишь. Он, кстати, в Пуне около Бомбея учится. Письмо пишет, обещается меня навестить здесь. Тоже как и ты, Саш, теквондо занимался.

      Я оживился.

      – О, здорово. ВТФ?

      – Нет. ИТФ. У него и медали есть. Ему как-то по башке дали, я думаю он из за этого крышу потерял.

      – Ты хотел сказать, крыша съехала?

      – Да, так.

      Обычно я уходил от Зафара довольно поздно к себе после таких разговоров. Иногда мы беседовали днем, за обедом.

      Однажды мы находились в моей комнате. И опять ночь. Он оперся на балконные перила и повис телом на них. Они зашатались, что привело меня в ужас.

      – Эй, Зафар, кончай! – схватил я его за руку, оттаскивая. – Видишь, на соплях.

      Кажется, ему нравилось играть со смертью.

      Он в другой раз так же во тьме перелез с балкона на балкон. Я чуть в обморок не упал. У меня от высоты всегда колит в ладонях.

      Зафар послушался меня и перестал, угрожая свалиться вниз, перегибаться над пропастью в несколько этажей.

      И опять он разоткровенничался.

      – Я почти самый первый приехал в Агру из студентов. Прикинь, страшно, ты один в огромном общежитии. Пусто. И то собаки придут, то обезьяны. Сожрать могут. Я дико боялся. В один день мне стало совсем нечего делать. Подошел к первому попавшемуся рикше, говорю: девушка нужна. Он согласился, повез меня по каким-то трущебам. Думаю, куда везет? А он такой, крупней меня. Я сжался, Аллаху даже стал молиться. Уж на что я никогда не молюсь. А вдруг он меня трахнет в зад? Нет, этого я никак не хотел.

      Мои глаза во тьме сверкнули, наверно, потому что и в страхах мы были похожи. Вспомнил себя с ранних пор и рассказал ему.

      Мы ездили в Москву раз в полгода, как на праздник. Мама никогда не отпускала меня в мужские туалеты. Не скрывала опасений. Мне приходилось стыдится и изображать из себя девочку в женских тубзиках Курского вокзала. Потом Наташа поступала на журфак в МГУ и я ездил с ней подавать документы. После мама ужасалась, что я один ходил в мужской туалет в университете.

      – Ведь тебя могли пацаны затащить…, – и мама заламывала руки.

      Потом были курсы английского, русского, литературы в МГУ, в Журфаке на Моховой. Прежде чем до них добраться, я гулял по центру. По нужде приходилось переступать страхи и ходить в подземные бесплатные туалеты. Особенно страшный был на углу у Политеха. Стоишь, пытаешься сделать свое дело, а рядом стоит извращенная верзила выше тебя, даже если есть места свободные, и, вытащив свой шланг, смотрит на тебя, сравнивает, улыбается. А ты как назло не можешь расслабиться. Не идет.

      Часто я ходил именно в этот туалет. Вскоре заключил, что это негласное местечко московских гомиков. Все стены исписаны телефонами, приглашениями встретиться в четверг, 25-го… «Ищу молодого раба», «Беру в рот»… Целая