Амур. Лицом к лицу. Братья навек. Станислав Федотов

стене висел афишного размера лист бумаги, приколотый по углам канцелярскими кнопками. С листа на скромный мир стандартной кухни изумлённо-радостно смотрели потрясающей красоты чёрные глаза девушки. Прямоугольник чёрных блестящих волос – чёлка и два струящихся потока по сторонам – обрамлял тронутый румянцем идеальный овал лица с летящими бровями, небольшим носиком и чуть приоткрытым в немом удивлении ртом с припухлыми губами.

      Это было воплощение девичьего совершенства, на которое с восхищением смотрели глаза окружающих – родителей и братьев, размещённых по углам листа уверенной рукой художника.

      Да он просто гений, потрясённо подумала Мэйлань. Художник-самоучка разве так нарисует?!

      – Влюблённый гений, – вполголоса сказал за её спиной Сяопин.

      Она уже давно заметила, что они мысленно перекликаются, и не считала это чем-то особенным – была убеждена, что так и должно быть у близких и любящих людей, поэтому удивилась не его словам, совпавшим с её мыслями, а тому, как неслышно он подошёл, и она не почувствовала его приближения. Неужели так погрузилась в магическую глубину портрета?!

      – От её глаз невозможно оторваться, – продолжил Сяопин, и что-то в его голосе заставило Мэйлань тревожно оглянуться.

      Взгляд мужа был так трепетно устремлён на рисунок, что ей показалось, будто она видит вибрирующие нити, связывающие его глаза и глаза на рисунке.

      Фу ты, мистика какая-то, раздражённо подумала она и удивилась своей раздражённости – ничего подобного прежде в её душе не возникало. Неужели приревновала?!

      – Эй! – толкнула она его в грудь. – Очнись, это же твоя сестра!

      – Что?! – он действительно очнулся. – Ты о чём подумала, глупышка?!

      А о чём и вправду я подумала? Вообразила невесть что. Федя, конечно, одарён сверх меры, но он всё-таки самоучка, а даже наши великие художники вначале учились рисовать. Что уж говорить о русском деревенском парне!

      – Твой брат невероятно талантлив, ему надо учиться, – сказала Мэйлань.

      – Зачем? Учение только испортит его дар, – возразил Сяопин. – Насколько я представляю, в школе вначале проходят азы академического рисунка: вазы, фрукты, лепные фигуры…

      – А Федя родился с кисточкой в руке? – перебила она. – Милый мой, давай не будем спорить о том, в чём совершенно не разбираемся. Но мы оба испытали на себе силу его дарования и надо, чтобы это оценили профессионалы.

      – Ты знаешь, что мне показалось странным, – задумчиво сказал Сяопин. – Я недавно прочитал про величайшего художника древности Гу Кайши. Он жил где-то полторы тысячи лет назад. Так вот он сказал: «В рисунках одежда и внешний вид не очень важны. Глаза – это дух и решающий фактор». Фёдор, конечно, понятия не имеет о наших художниках, а использовал принцип Гу. Интуитивно, понимаешь? Он через тысячи лет как бы поймал мысль Гу, и потому невозможно оторваться от взгляда портрета. Мы знаем Госян много лет, а не улавливали её дух – Фёдор уловил за один вечер. Причём не русский дух, свой родной, а наш – вот что удивительно!

      Они