Амур. Лицом к лицу. Братья навек. Станислав Федотов

том, что это не дезинформация, у Мао не было и тени сомнения: Чан Кайши, слывший при Сунь Ятсене активным сторонником союза с коммунистами, после смерти вождя всё больше стал проявлять себя как сторонник «правых» гоминьдановцев-националистов. Правда действовал очень хитро и умело, так, что даже поднаторевшие на революционных тактических хитросплетениях советские политические и военные советники не усматривали опасности с его стороны. Даже глава советской миссии в Китае Михаил Бородин числил генерала своим другом. Впрочем, Мао казалось, что добродушный и дружелюбный Бородин в каждом видел друга, если человек своими действиями не доказывал обратное. Сам Мао предпочитал отношение прямо противоположное: ты докажи, что достоин быть другом, и тогда поглядим.

      Конечно, Чан мог своё отрицательное мнение об одном работнике миссии вольно или невольно перенести на всех советников, тем более что этого мнения придерживались многие руководители Гоминьдана и компартии, считая и Мао. Этим работником был военный советник комкор Куйбышев. Младший брат крупного большевистского функционера, приближённого к Сталину, вёл себя высокомерно, китайских военных откровенно презирал, что проявлялось и у других советников. Комкор стремился подчинить себе Национально-революционную армию. С этой целью сблизился с председателем Национального правительства Ван Цзинвэем, который побаивался армейских начальников, особенно выпускников академии Вампу, выросших под крылом Чан Кайши. Ван Цзинвэй называл их «солдафонами», а Чана просто не мог терпеть. Генерал ему отвечал тем же. Ван стремился показать себя «левым» и другом коммунистов, а для Чана этого было вполне достаточно, чтобы ненавидеть. В нашествии советников, которых, кстати, настойчиво просил у советского руководства «отец китайской революции», в резолюциях и инструкциях Исполкома Коминтерна он видел желание использовать Китай для поднятия престижа СССР и Российской компартии на мировой арене. Он считал, что большевистская Россия заботится не о Китае, а о себе, а китайские коммунисты и «левые» гоминьдановцы играют на её поле. Это его просто бесило, и весной 1926 года Чан сорвался. Он ввёл в Кантоне военное положение, арестовал некоторых коммунистов, армия окружила представительство советников. В городе появились прокламации с характерным текстом: «Я верю в коммунизм и сам почти коммунист, но китайские коммунисты продались русским и стали их собаками, поэтому я против них».

      Чан Кайши потребовал изгнания из Китая Куйбышева и его помощников. Ван Цзинвэй написал ему письмо, пытаясь уладить конфликт, но генерал отказался его принимать. Сила была на его стороне, и военные советники покинули Китай. Вместо них приехали другие – Блюхер, Путна и Примаков, герои гражданской войны. Самые подходящие для той военной ситуации, в которой находился Китай.

      Чан Кайши вроде бы успокоился, арестованных выпустили с извинениями, осаду представительства сняли, но письмо Дэ Цзинь всколыхнуло в памяти Мао всю эту весеннюю историю и заставило глубоко задуматься.

      Что делать? Как быть? Ставить в известность Национальное правительство и своё партийное руководство? Поверят