Переменная звезда. Ольга Суханова

записи становятся совсем обрывочными и бессвязными. Герой повести не называет свою болезнь, но, похоже, она была мучительной. Раечка, твердо устроившись в жизни после замужества, потеряла к бывшему возлюбленному всякий интерес. Тем более он был болен и почти разорен.

      – А он? – осторожно спросила Тоня.

      – А он хотел успеть сделать для нее подарок. И вложить в этот подарок весь свой талант, всю силу, которой он был наделен. Амулет для легких родов он ей уже сотворил, но хотелось чего-то большего. Мастер решил сделать нарядный комплект. Трех одинаковых камней купить не удалось: он нашел три прекрасные шпинели, но две были темно-голубые, а третья – алая. Тогда он вспомнил, как в первые дни после знакомства показывал Раечке созвездие Ориона и обещал достать ей звезды с неба. И сделал из этих камней гарнитур – серьги и брошь. Темно-голубые серьги – две голубые звезды, Ригель и Беллатрикс. И алая брошь – Бетельгейзе, красная переменная звезда, альфа Ориона. Герой понимал, что делает последнюю работу, и прыгнул, как он сам считал, выше головы. Впервые он был собой доволен.

      – Значит, он успел сделать? – уточнил Алексей.

      – Успел. На остатки денег он поехал к иркутским врачам, видимо, цепляясь за последнюю надежду. На этом повесть обрывается.

      Гости молча переглянулись. Тоня взяла в руки бархатный футляр и посмотрела на серьги так пристально, словно пыталась прочитать их историю. Черные угольки глаз вспыхнули на ее лице.

      – А это точно они?

      – Да. Мастер очень подробно их описал. Это они, Ригель и Беллатрикс. Или сделанная кем-то копия, что крайне маловероятно.

      – Почему?

      – Подделывать недорогое украшение, о котором никто и знать не знает, – занятие очень трудоемкое и невыгодное.

      – И что в этом наборе необычного? У него есть какие-то… странные свойства? – спросил Алексей, явно избегая слов «магические» или «волшебные».

      Григорий Николаевич пожал плечами:

      – В повести об этом не сказано. Мастер отдал все силы, которые у него были, но что именно он вложил в эту работу, чем ее наделил, и наделил ли чем-то – там не упомянуто. Хотя нет, точно наделил. Там сказано, что серьги и брошь должны быть вместе, иначе это будут просто серьги и брошь. Поэтому я и сказал сразу Тонечке – ее серьги могут стоить просто как хорошая шпинель в серебре, а могут оказаться бесценными.

      Он поднял опустевшую кофеварку, и Алексей, не дожидаясь просьбы, встал из-за стола и направился к раковине. Зашумела вода, зажужжала кофемолка, вспыхнул огонек конфорки – ярко-голубой, словно шпинель в Тониных серьгах.

      – Сейчас сварится.

      Григорий Николаевич кивнул.

      – Долгое время я думал, что эта рукопись – художественное произведение. Наброски какой-то повести или романа. Повествование от первого лица, стилизация речи начала девятнадцатого века… Да еще этот финал – скомканный, оборванный… Я был уверен, что автору то ли надоело работать над текстом и уже хотелось хоть как-нибудь, да завершить,