Какой сам, такие и подарки. Михаил Софийский

вскоре после гибели дядьки.

      В феврале 2006 года в стране лютовали аномальные морозы. Занятия в учебных заведениях отменили, народ старался не выходить на улицу без необходимости.

      Узнав от крёстной, что по месту моей прописки случился пожар, я, проигнорировав напоминание о минус сорока, спешно оделся и поторопился туда, куда последние три года у меня и в мыслях не было заглядывать безо всяких напоминаний.

      Светло-коричневую дверь обрамлял чёрный налёт, на фоне которого резко выделялась белоснежная полоска бумаги с синим кругляшом штампа. Пахло дымом и сажей.

      – Здравствуй, Лёва! Ой, какой большой стал!

      Сначала мне показалось, что неожиданно появившаяся на площадке соседка с четвёртого этажа, по совместительству старшая по подъезду, – иронизирует над моими совершенно не выдающимися физическими данными с высоты своих собственных, уступающих не каждому здоровому мужику. Мощная, почти двухметрового роста и никак не меньше ста двадцати килограммов весом, Анастасия Георгиевна носила милое прозвище Амбалиха. Она об этом знала, но не обижалась – женщина она добрая и чувство юмора у неё отменное. Все соседи её уважали, а неблагонадёжные – хулиганистая молодёжь и пьяницы постарше – ещё и побаивались.

      Мне же похвастаться особо нечем. При том, что на тот момент только что отметил шестнадцатилетие, ростом я достиг ровно той же цифры – в дециметрах. А весил – чуть больше пушинки.

      Неудивительно, ведь в полгода по понятной причине я резко перешёл на искусственное вскармливание. Как назло, был конец перестройки, в стране царил тотальный дефицит, бабуля редко могла купить детское питание – смеси, соки пюре, и приходилось обходиться относительно доступным коровьим молоком, малополезном для младенцев. Логично, что я в детстве много и часто болел.

      – Здравствуйте… Эээ… тётя Настя! – я не сразу понял, что соседке просто бросились в глаза перемены, произошедшие со мной, – с Анастасией Георгиевной мы за эти три с половиной года ни разу не виделись. А изменился я здорово, всё-таки двенадцать и шестнадцать лет – разница существенная.

      – Ты как? Учишься?

      – Да, в училище. На штукатура-маляра.

      – Отличная профессия. Как раз и ремонт в квартире сделаешь. Ты знаешь, что у вас на прошлой неделе пожар был?

      – Конечно, знаю. Потому и пришёл. А где дядя Карл?

      – Вот тут у меня для тебя хорошая новость. Дяди Карла больше нет.

      Я не имею привычки злорадствовать над смертью даже самых одиозных людей. Не стал и теперь, несмотря на нанесённые мне, бабушке и сестре обиды – по сути, он несчастный человек был, и сам сделал всё, чтобы его жизнь сложилась так, как сложилась.

***

      Мир не без добрых людей. До окончания училища мне оставалось два года. За это время при помощи мастера производственного обучения и его подопечных я привёл квартиру в жилое состояние – были поклеены обои, положен линолеум, побелены потолки, покрашены окна и двери.

      Тётя