Почтовая станция Ратсхоф. Приют контрабандиста. Евгений Рудашевский

не пришлось ронять на меня Честертона. В его рассказе «Злой рок семьи Дарнуэй» они стояли в шкафу, который в действительности был дверью. Заголовки считались одновременно подсказкой и изощрённой издёвкой над теми, кто не знал, что Фридрих Великий не исповедовал никакой религии, в Исландии не водились змеи, а папесса Иоанна – глупая байка о женщине, сумевшей обмануть кардиналов и занять престол папы римского. Другие заголовки у Честертона, кажется, не мелькали, однако Смирнов явно сочинил их по схожему принципу. Наверное, на Шпицбергене не водились кошки, а на Мальте не было пресных озёр, хотя это довольно странно – остров-то большой.

      Очередное открытие я приняла спокойно. Сняла лежавший сверху томик о папессе. Удивилась, до чего он тяжёлый. Попробовала его открыть. Крышка подалась не сразу, а подавшись, выпустила наружу серый песок – он просыпался на пол и мои кеды. Я только ойкнула и застыла с раскрытым муляжом.

      – Ты в порядке? – Ко мне подошла Вихра.

      Обернувшись, я увидела взволнованные взгляды Насти и Гаммера. Они всё поняли.

      Это был тяжёлый песок. Как в банке из-под птичьего корма, найденной нами в Заливине. Тогда я с ужасом вообразила, что мы достали прах Смирнова, а сейчас уверенно схватила второй муляж. Приподняла пластиковую крышку и опять позволила песку просыпаться на каменный пол. Он сходил слоями, поблёскивал на солнце и распространял ощутимый металлический запах. Никакой ошибки: песок в точности такой же.

      – Ого! – удивилась Вихра.

      Она взялась за другие муляжи, и я испугалась, что в них обнаружится нечто важное. Пожалела, что вообще выдала себя дурацким ойканьем. Но в муляжах ничего, кроме песка, не было. Некоторые вовсе пустовали. Судя по всему, в них успели заглянуть цыгане или маджаровцы, поднимавшиеся в горную библиотеку.

      – Зачем это? – спросила Вихра.

      – Не знаю, – честно ответила я.

      Глеб стоял на пороге и злил меня своей невозмутимостью. В доме маячника он чуть ли не первый лез долбить кирпичную стену, а здесь притих. Даже не помог разобрать книжный завал.

      – Точно не прах, – по-русски прошептала Настя. – Тут бы пришлось полдеревни сжечь.

      – Очень смешно, – отмахнулась я.

      – А может, и сожгли! Людей-то никого.

      Вихра потрогала тяжёлый песок, понюхала его и сказала, что это железный порошок.

      Гаммер хлопнул себя ладонью по лбу.

      Вихра недоумённо покосилась на Гаммера, и он, оправдываясь, промолвил:

      – Комар.

      Я едва сдержала смех, до того нелепо мы себя вели. Шпионов из нас не вышло бы. Если только комедийных. А вот Гаммеру было не до смеха. Он всем видом показал мне, что мог и сам догадаться ещё на маяке: никакой это не прах – обычный железный порошок!

      – У нас такой показывали в школе, – сказала Вихра. – На физике.

      – И у нас, – подхватил Гаммер. – Если сунуть магнит под картонку, а на картонку