Зелёный бакен. Николай Иванович Голобоков

сейчас все думали. заснёшь. А она встала, смотрит то на солнышко, то на огромные леса вдоль трассы. В отпуск, путешествия, особенно это чувствуется сейчас. Утром. По трассе едут одни отпускники. Вот и мотоциклисты пронеслись на явах, груженые чемоданами, закрытые очками, масками.

      – Зря я не на мотоцикле поехал, подумал, потом пропел грустно Витька.

      Но все промолчали. И он снова облокотился на дверцу, задумался. Урчал ровно мотор. Иногда машина катилась спокойно шурша шинами, на виражах повизгивали колёса, на ухабах и на наплывах асфальта что то постукивало, поскрипывало, а резина заднего моста так и гудела, словно самолёт рычал или ржавая турбина. Это колёса, от какойто сельхоз техники, вот и гудят, когда скорость идёт до предела – восьмидесяти, при затяжном уклоне дороги. Незаметно прошли сто километров. Оставалось, какихто сто пятьдесят. Решили сделать остановку, свернули в огромный сосняк, открыли все четыре дверцы, поставили океан, нашли хорошую музыку и вот оно, блаженство отпуска. Тишина. На полянке – покрывало, огурцы, куры отварные, картошка и, в термосе чай. Бросили, все разбежались по полянам. Но милый писк племянницы собрал всех в кучу. Витька вяло, как будто нехотя ходил вокруг машины. Измерял уровень масла – долил.

      – Ну жрёт, этот твой каракодил масло.

      – Ничего, пусть жрёт, только бы ехал. Открытым оставил капот – пусть сердце крокодила отдохнёт. Сейчас ведь жара начинается. А пока прохладно. Семь часов утра. Роса на траве. И след от машины, тёмнозелёный, а там, где капли росы, зелень серебристая, такой красоты он ещё не видел. Прибежала сестра, притащила полные руки грибов, красноголовиков и оставила Марине. Схватила нож, побежала за грибами. Беспечность, счастье свободы, как то и его постепенно забирали. То ли возраст, то ли перенесённые тяжёлые дни допроса, и вдруг поляна в росе, лес и курица. Он любил курятинку, но так получилось, что редко он мог их есть, вот так и взял и грызи. Зять привёз их из города штук десять. Где то заработал в птицесовхозе. Делали с товарищем оформление парт кабинета, им выписали. Привёз, вывалил прямо на пол и хохочет. Спасу нет. Мы сразу не поняли, они падают, по одной вываливает их, а они бряк и бряк. Заработал, говорит. Вот наемся курочек сегодня,

      – Батя, есть выпить? Но сам привёз две бутылки сухого. Потом рассказал, как они с товарищем делили этих кур.

      Ну, говорит, ладно, Толик, напарник, вместе работали. Ты, говорит, Бендер а я стулья делить буду. Будь здоров компания. Быстро вошли в роль. В самом центре областного города, подъехали к реке, Орлик, приток Оки. Стали у дерева, разложили кур, на переднем сидении и давай делить, моя. Это моя, и снова моя. Так всех кур и петушков и, вдруг ах! Один петушок не чётный, я, и схватил Толик, прикрыл его рукой, выдернул, потом снова

      – А… а, ты куда лишнего!

      Ты жирную курочку первый цапнул.

      Схватили цыплёнка за ногу. Покрутили, покрутили и опять положили всё в одну кучку. Вопили, ужин, на ужин оставим, вместе сделаем у тебя. У тебя тёща добрая возрадуется. Толика усы торчком, нос шилом.