Двадцать тысяч лье под водой. Жюль Верн

лежать неподвижно на воде, а другой будет плыть и подталкивать его вперед не больше десяти минут, а потом мы поменяемся местами – понимаешь? Если мы будем так чередоваться, то сможем плыть несколько часов кряду, – может хватить сил проплыть до рассвета.

      Разумеется, рассчитывать плыть до рассвета было неосновательно, но человек так уж создан, что никогда не теряет надежды. И я не терял. К тому же нас было двое, что тоже подкрепляло падающий дух. Одним словом, я надеялся. Я говорил себе, что надежды нет, быть не может, а все-таки надеялся!

      Столкновение «Авраама Линкольна» с чудовищем произошло около одиннадцати часов вечера. Значит, осталось восемь часов до рассвета.

      – Что ж, пожалуй, проплывем восемь часов, если будем чередоваться! – сказал я Консейлю.

      – Пожалуй, что проплывем, – отвечал Консейль.

      Океан был спокоен, плавание мало нас утомляло. Время от времени я вглядывался в густой мрак, который освещался только фосфорическими блестками при каждом нашем движении. Я смотрел на светящиеся волны, разбивавшиеся под моими руками; переливающаяся поверхность вод сверкала какими-то бледными, свинцовыми пятнами. Мы плыли точно в море ртути.

      Около часа ночи я вдруг почувствовал чрезвычайную усталость. Меня начали мучить жестокие судороги. Консейль должен был меня поддерживать, теперь забота о нашем спасении легла на него одного.

      Скоро я заметил, что и он выбивается из сил, дыхание у него стало прерываться, движения сделались порывистее.

      Я понял, что он изнемогает.

      – Оставь меня! – сказал я верному товарищу.

      – Оставить их честь! Никогда! – отвечал он. – Я надеюсь утонуть вместе с их честью!

      В эту самую минуту месяц выглянул из-за туч, и поверхность океана засверкала под его лучами. Этот благодетельный свет как будто придал нам сил. Я поднял голову и огляделся.

      В шести милях от нас я увидел фрегат, он представлялся темной массой, которую едва-едва можно было различить в ночной мгле. Но шлюпок нигде не было видно. Нигде, ни одной!

      Я попробовал закричать. Собственно говоря, к чему было кричать? Разве могли меня услыхать на таком расстоянии? Но и закричать я не мог – опухшие губы словно слиплись и не пропускали ни звука.

      Консейль смог собраться с силами; я слышал, как он несколько раз прокричал: «Помогите, помогите!»

      «Что это? Шумит в ушах от прилива крови, что ли? Или уж начинается бред? – думал я. – Что это?»

      Мне показалось, что на крик Консейля ответили криком.

      – Ты слышал? – прошептал я. – Слышал?

      – Да! Да!

      И Консейль опять отчаянно закричал.

      На этот раз сомневаться было уже невозможно. Человеческий голос ответил на наш призыв очень явственно.

      «Что это за голос? Чей? Откуда? Может, это еще кто-нибудь злополучный с «Авраама Линкольна»? Или, может, это окликают нас со шлюпки, спущенной на море для нашего спасения и невидимой во мраке ночи?»

      Консейль, сделав последнее усилие, оперся на мое плечо – я конвульсивно его поддерживал, – приподнялся до пояса из воды,