Сокрушители большого жука. Былина первая. Кирилл Ситников

лепетал он. – Я же… Я не подумав ляпнул. У тебя разве не бывало такого, что ли? Сначала сказал, а потом ой как жалеешь, ой как жале…

      Тычок в брюхо приостановил поток ханских оправданий. От удара пузо задрожало, рисованные змеи забились в эпилептическом припадке.

      – У меня де-е-е-ти-и-и… – манипулятивно взрыднул хан.

      – Кто я? – спросил витязь.

      – Богатырь, – истово кивая, ответил Тугарин. – Матёрый такой богатырище!

      – Верно, – согласился Горыня. – Кощей, ты собрался?

      – Вполне! – Бессмертный был снова цел и невредим.

      – Тогда нам, наверное, пора. Туга, отсыплешь нам с товарищем пуд золотишка и пять горстей сверху?

      – Всё сделаю в лучшем виде, мой богатырь!

      – И сгоняй за моим мечом. Он, по опыту, на полверсты где-то улетел.

      – А это не слишком уже? – прошептал Кощей.

      – Я не перегнул палку, Туга?

      – Не-е-е-ет, что ты!

      – Вот и ладненько. Я пока тут подожду, у бутылочек.

      Горыня влил в себя банку с мочёными тарантулами. А затем пристально взглянул на хана.

      – Слушай, Туга. А вот эти симпатишные сапоги на тебе – они у тебя какого размера?

      ***

      Изба Яги была видна с любого места Лихобор. Во-первых, сама по себе высокая, ладная, срубленная из чинных сосен, она стояла на крепких каменных сваях, чтобы разливающаяся по весне Полноводь не заглянула часом в покои. Во-вторых, это было единственное опрятное здание в поганой столице. Оно вообще выбивалось из общей концепции города: не угрожало кровавой расправой, а скорее манило к себе – белоснежным цветом стен, деревянными петушками на золотисто-соломенной крыше, красной трубой, попыхивающей кружевами печного дыма, глиняными зверятами, застывшими средь кошеной травы. Издали изба напоминала большой красивый торт на праздничном столе, который хотелось умять весь без остатка, не поделившись с тупой младшей сестрой.

      Все детали экстерьера Яга придумала сама, словно пытаясь набить большими яркими игрушками чёрную пустошь своего детства. Может быть, поэтому, приняв работу зодчих, суровая глава Лихобор впервые проявила не свойственное ей милосердие и оставила их в живых. Но глаза им, конечно, выколола, понятное дело. Они профукали все сроки и пытались свалить вину на недобросовестных поставщиков.

      Интерьер выглядел намного практичней. Большую часть избы занимала кухня с могучей печью, поражающая всякого лихоборца своей чистотой и аккуратностью. Здесь ничего не было вперемешку: ухват к ухвату, половник к половнику, кочерга к кочерге. А смотрясь в начищенную медь котелков, можно было щипать брови и искать ресницу в покрасневшем глазу. В воздухе плавал аромат развешанных сушёных пучков нечуй-ветра, плакун-травы, чертополоха и других чародейских растений. В центре, у массивного берёзового стола, обычно хлопотала сама Яга – ладная, сероглазая, пышная где надо баба-молодуха.

      Готовила Великая Кухарка сноровисто, с соблюдением всех древне-санитарных норм. Поверх сарафана надевала она фартук тонкой