Свет гаснет. Найо Марш

отношении больше других выделялся Баррабелл, игравший роль Банко. Ему достаточно было лишь появиться на сцене, чтобы возник какой-нибудь спор. Но Перегрин по большей части был терпеливым и прозорливым режиссером и никогда не давал воли серьезным проявлениям гнева, не сочтя предварительно, что для них настало время и что они окажут благотворное влияние на актеров. Он не был знаком с Баррабеллом раньше, но довольно быстро заподозрил, что тот – смутьян, и этим утром его подозрения подтвердились. Баррабелл и Нина Гэйторн пришли вместе. Он сильно понизил голос, которым прекрасно владел, взял ее под руку, и на ее поблекшем добродушном лице появилось выражение, которое напомнило Перегрину выражение лица школьницы, которой рассказывают что-то сомнительное, но крайне интересное на некую запретную тему.

      – Совершенно неожиданно, – доверительно сообщил ей Голос. – Меня там не было, конечно, но я случайно выглянул… – Дальше его слова невозможно было расслышать. – …сосредоточенно… крайне необычно…

      – В самом деле?

      – Блонди… дрожь…

      – Нет!

      – Честное слово.

      В этот момент они прошли через арку в декорациях на сцене и увидели Перегрина. Воцарилось очень неловкое молчание.

      – Доброе утро, – бодро сказал Перегрин.

      – Доброе утро, Перри. Э-м-м… Доброе утро. М-м.

      – Вы говорили о вчерашней грозе.

      – А? Да. Да, о ней. Я говорил, что гроза выдалась сильная.

      – В самом деле? Но вас же здесь не было.

      – Нет. Я видел ее в окно. В Вестминстере – ну, в Пимлико.

      – А я не видела, – сказала Нина. – Вообще-то нет.

      – А вы заметили, что старый навес на берегу рухнул? – спросил Перегрин.

      – А! – сказал Баррабелл обычным голосом. – Так вот что изменилось!

      – В него попала молния.

      – Надо же!

      – В разгар грозы.

      – Не в театр.

      – Нет, – с жаром согласились оба. – Не в наш театр.

      – Вы слышали о том, что произошло с Блонди?

      Они что-то промычали в ответ.

      – Она была здесь, – сказал Перегрин. – Как и я. У Блонди пунктик касательно молний и электричества в воздухе. У моей матери то же самое. Ей семьдесят лет, и она очень бойкая дама.

      – Правда? – сказала Нина. – Как здорово.

      – Она в отличной форме, но электричество во время грозы доставляет ей беспокойство.

      – Понятно, – сказал Баррабелл.

      – Это вполне распространенный случай. Как искрящаяся кошачья шерсть. Нина, дорогая, – сказал Перегрин, обхватив ее за плечи, – сегодня утром придут три мальчика – прослушиваться на роль ребенка Макдуфов. Будь ангелом, пройди с ними эту сцену, пожалуйста. Вот их фотографии, взгляни.

      Он открыл номер театрального журнала на странице с детьми-актерами. Там были фотографии трех маленьких гениев. Двое были до нелепости разряжены, вид у них был невинный, но за ним вполне угадывалось скрытое самодовольство. Третий был одет в нормальную одежду и имел дерзкий вид.

      – Вот в этом