Хирурги человеческих душ. Олег Владимирович Фурашов

я тоже черканул.

      – Большущее спасибо! – искренне поблагодарил Подлужный. – Здорово выручили.

      2

      Последующие два выходных дня (выходных – по календарю и для счастливчиков-обывателей) формально скорее отбросили следствие назад, нежели приблизили к раскрытию тайны гибели Марины Алькевич. Подлужный освободил из-под стражи Балашова в виду истечения трёхдневного периода задержания и отсутствия улик. Алексей также произвёл опознание трупа потерпевшей, допросил её мать, коллег по работе, однако эти меры всего-навсего позволили легально закрепить ранее полученную информацию.

      Вот почему в понедельник, сидя в кабинете, Подлужный и Бойцов, друг другу активно «промывали мозги», критически переосмысливая те немногие улики, что имелись в их распоряжении.

      – Помнишь, Лёх, ты в сквере оперного сказал, что Алькевич мочканул её знакомец. Так я думаю: с чего устраивать судилище…

      – Коль, это ж версия. Но я не исключаю, что могло быть и чисто ситуативное убийство – хулиган, маньяк… Вчера я приятельниц Марины из турбюро допрашивал, так они признались, что Марина была импульсивной и чувственной натурой. Понравился ей жеребец, припекло, невтерпёж – хвост трубой.

      – Если случайный стык – делу вульвец! – блеснул Бойцов познаниями в области гинекологии и латинского языка. – Зависнет – на веки вечные.

      Два друга мозговали над тупиками следствия не просто так. Они ждали наступления полудня. К этому сроку в прокуратуру должен был явиться муж погибшей, прибывший из загранкомандировки. Что-то сулила встреча с ним?

      В назначенный час раздался стук в дверь и в кабинет вошёл высокий худощавый черноволосый мужчина на пятом десятке лет, назвавшийся Алькевичем Борисом Семёновичем. Лицо его было искажено гримасой глубокого страдания, равно как и согбенная фигура, выражавшая непереносимые душевные муки.

      Подлужный удостоверился в личности явившегося, представил ему Николая, дав понять, что здесь собрались люди не случайные и с ними надлежит быть предельно откровенным.

      – Я вчера из поездки, а тут такое… обрушилось, – начал Алькевич. – Сегодня в четыре похороны. Вынос тела. Но, вопреки всему, я счёл долгом побывать у вас.

      – Борис Семёнович, коль ваш приход выпал на траурный день, давайте о вещах, не терпящих отлагательства, побеседуем сейчас, а допрос, признание вас потерпевшим и прочую процедурную дребедень перенесём назавтра, – предложил Алексей.

      – Давайте.

      – Вы извините, что мы без сантиментов, о прозе, так сказать…, – с неловкой усмешкой проговорил следователь.

      – Спрашивайте о чём угодно, – твердеющим голосом сказал Алькевич. – Отвечу на любой ваш вопрос и выполню любую вашу просьбу, лишь бы помочь следствию.

      – Вы уже побывали дома, насколько я понял, – с готовностью засидевшейся борзой, активизировался Подлужный. – Там ничего не пропало? В том числе из личных вещей Марины Германовны?

      – В квартире всё цело. На своих местах. На первый взгляд.