Твердый сплав. Эдуард Талунтис

себе под ноги.

      – …Я всегда говорил, что молодняк надо растить и учить… – еле расслышал Курбатов. – Воронова… без году неделя… ревела вчера, как девчонка…

      Курбатов усмехнулся про себя: «Вот, не успел еще познакомиться с инженером Вороновой, а сразу столько знаю. Неплохое начало для знакомства. Судя по всему, она “наломала дров”, и этот, высокий, – надо полагать, один из ведущих работников завода, – говорит так резко не без причины…»

      Сразу за углом проходной начинался заводский двор, широкий и просторный. По желтым стенам корпусов карабкался, цепляясь за реечные рамы, чуть зеленеющий плющ, на газонах уже пробивалась трава, и двор был похож на молодой сад, каких много появилось в городе после войны.

      Вдоль асфальтовых дорожек белели нарциссы: вероятно, их посадили недавно – земля была еще рыхлая.

      На секунду Курбатов задержался возле доски объявлений. Здесь сообщалось о репетиции заводского хора, о футбольном состязании с «Молотовцем», висел график занятий семинаров по изучению истории партии и – чуть пониже – объявление о том, что семинар Р.М. Козюкина переносится на среду.

      …Нет, директор завода не много смог рассказать Курбатову: он сам еще знал слишком мало, но Курбатов договорился, что директор будет держать его в курсе всех дел, главное – в курсе работы комиссии на ГЭС. Будто вскользь он спросил, кто устанавливал генератор на ГЭС, и, услышав фамилию Вороновой, кивнул:

      – Слышал эту фамилию. Говорят, способный инженер?

      – Да, очень способный. Она сейчас подготавливает документацию… Вам позвать ее?

      – Нет, нет, спасибо.

      Курбатов задумчиво перелистывал лежавший на столе директора технический журнал. «Что прибавилось к материалам следствия? – думал он. – Да ровным счетом пока ничего, и, надо полагать, придется подождать немного… Во всяком случае, встреча с Вороновой и беседа не помешают».

      Девушка вошла в кабинет Курбатова торопливо, словно ей не терпелось скорее рассказать о том далеком времени, когда она с группой беженцев переходила фронт – и хоть этим помочь, если только нужна ее помощь. Она волновалась, ей трудно было скрыть волнение, да она и не пыталась скрывать его. Курбатов встретил ее на середине комнаты и, подавая ей руку, назвал себя. Она ответила: «Воронова», – и когда майор пригласил ее сесть, она села, положив сумочку на колени.

      Курбатов представлял ее себе именно такой. Простое, очень русское лицо, чистое и открытое. Такое встретишь десять раз на дню и не обратишь внимания. Косы, уложенные венком на голове. Рука – тонкая в кисти, а на сгибе среднего пальца, там, где обычно лежит вставочка, – небольшое чернильное пятнышко…

      – Вы уже знаете, почему я вас пригласил?

      – Конечно, я ведь ждала…

      Катя ожидала, что майор заговорит первым.

      Он спросил, давно ли она живет здесь, в этом городе, и Катя ответила – да, давно, двенадцать лет. До войны жила в Солнечных Горках. Когда началась эвакуация, гитлеровцы взорвали мост, сбросили