Твердый сплав. Эдуард Талунтис

то первое звено, за которым потянулись бы другие.

      Разговаривая накануне с Вороновой, майор неотступно думал об аварии. Но техническая комиссия должна была приступить к расследованию только завтра. Не было известно, в чем же истинная причина аварии. Не имея выводов технической комиссии, Курбатов все же решил начать расследование. С ГЭС посланный туда сотрудник сообщал, что нового пока ничего нет, поэтому Курбатов продолжал поиски пятерых.

      План, разработанный Курбатовым и лейтенантом Брянцевым, был прост – и вместе с тем труден для исполнения.

      Работник облисполкома Новиков, тот самый, который вел группу беженцев через фронт, также не смог вспомнить подробностей. Ценным в его показаниях было то, что среди беженцев был железнодорожник, раненный в руку (о котором сообщал и Лавров), музыкант со скрипкой да поныне живущие в Солнечных Горках жены ответственных работников с детьми. Помимо них, среди двадцати семи было десять военнослужащих красноармейцев во главе с лейтенантом – остатки взвода, выходившего из окружения.

      С огромным трудом, после долгих поисков в архиве штаба округа, Курбатову удалось установить, что подразделение, вышедшее из окружения в октябре сорок первого года в районе Солнечных Горок, возглавлялось лейтенантом Седых.

      Он отдал Брянцеву листок с фамилией Седых. Надо разыскать его. Потом он спросил у Брянцева – который час? Было уже шесть.

      – Нам по пути, – сказал Курбатов, поднимаясь.

      – Простите, товарищ майор, – ответил Брянцев. – Я начну розыски… сейчас.

      – Сейчас? И сколько, вы думаете, это займет у вас времени?

      – Не знаю точно. Ночь, может быть.

      – Товарищ Брянцев, по ночам работать запрещаю… кроме исключительных случаев. Одевайтесь, нам по пути.

      Они вышли в коридор, и Курбатов продолжал:

      – Запрещаю, ничего не попишешь. Вы что сейчас читаете?

      Брянцев, явно смущенный, что-то буркнул в ответ.

      – Вот видите – и не поймешь толком, что. А читать надо. С женой когда в театре были?

      Опять Брянцев буркнул что-то невразумительное.

      – А я на днях на «Хованщине» был, – вдруг сказал Курбатов. – Вы слушали «Хованщину»? Нет?.. Ох, позвоню я вашей жене, – погрозил он пальцем, – да и скажу…

      – Она не обижается, – сказал Брянцев.

      Курбатов накинулся на него:

      – Что, что? Вы думаете, ее дело мужу щи варить, воротнички стирать да ждать его? Нет? Ну хорошо, что так не думаете. А другие думают…

      – Кто? – поднял голову Брянцев.

      – Заглянул я в кой-какие наши книжки. Диву даешься: и личной жизни ни у кого нет, и любить герои не умеют, и, черт побери, рюмки водки не могут выпить. Нельзя так жить, как эти герои книг, – закончил он, дотрагиваясь до рукава Брянцева. – А вы почему-то захотели им подражать…

      – Нет, – сказал Брянцев, – мне просто кажется, что есть дела, не терпящие отлагательства. Мы же – не завод…

      Курбатов качнул головой:

      – Помните у Маяковского: «Я чувствую себя заводом, вырабатывающим счастье». Мы особый завод, товарищ лейтенант.