Река играет. Владимир Короленко

и открыла глаз. Скрипнула дверь, и старый мельник, в белой рубахе и портах, вышел с фонарем на помост. За ним, почесываясь и зевая, показался другой.

      – Плотину, что ли, прорвало? – сказал он.

      – Где прорвало, – слышь, в шлюзах шумит, не сломало ли затворы… Неладно, гляди… Ах, батюшки…

      – Гляди-ка: ведь поднято.

      – Что ты! Кому подымать?

      Мужики подошли к шлюзам. Вскоре шум затих: они опустили оба затвора, и мельница смолкла. Огонь фонаря тихо прополз назад по плотине и опять исчез. И вдруг резко загремела трещотка. Один мужик, очевидно, остался караулить…

      Необычный шум на мельнице, разносясь по полям, опять будил спящие деревни. Казалось даже удивительным, сколько их засело в этой темноте. С разных сторон, спереди, сзади, даже откуда-то снизу, они отвечали на тревогу стуком досок и трещоток. Из дальнего села или с погоста опять несся медленный звон. Невдалеке крикнула какая-то ночная птица.

      – Пойдем, – сказал Андрей Иванович, когда около мельницы все стихло… – Вот из-за одного подлеца сколько тревоги народу.

      – Что это случилось? – спросил я.

      – Спросите вот у него, – со злостью сказал сапожник, указывая на Ивана Ивановича.

      – Что же-с, – грустно ответил странник. – Конечно, озорство… Я этого не похвалю…

      – Да в чем дело? Где Автономов?

      – Вот он – по-птичьи кричит, признак нам подает… Сюда, дескать, идите, милые мои товарищи… И как он, подлец, шлюзу успел открыть, – я и не заметил. А вы тоже!.. Идете за ним да спите. Поспали бы еще… Выскочили бы мужики раньше, – были бы у праздника. Н-ну! Догоню подлеца, уж вы и не заступайтесь. Наизнанку каналью выверну, ноги через глотку продену!..

      И он решительно двинулся вперед.

VII

      Однако Андрей Иванович не привел в исполнение своих свирепых намерений, и через полчаса мы опять молча шагали по дороге… Солнце еще не всходило, но белые молочные тоны все больше просачивались сверху, сквозь облака, а внизу под нашими ногами на далекое расстояние волновался беловатый туман, покрывший обширную равнину. Из этого тумана вынырнула лошадиная морда, потом обозначилась телега с мешками, на которых спал мужик, и за ней другая, порожняя.

      – Дядя, а дядя… – сказал Андрей Иванович заднему мужику, – не подвезешь ли нас?

      Мужик протер заспанные глаза и с удивлением оглядывал обступившую его компанию.

      – Откеда бог несет?

      – С богомолья.

      – Ну, ну. Садитесь, – да ведь недалече подвезу я, мы ближние.

      – Не с мельницы ли?

      – Они вот были на мельнице, а я, вишь, порожнем. Садитесь, что ли.

      Мы уселись по сторонам телеги, свесив ноги.

      – А дозвольте спросить, – сказал наш возница, нахлестав лошаденку, – вы всю ночь, что ли, идете?

      – Всю ночь.

      – Ничего не слыхали ночью?

      – Собаки что-то лаяли, да только далеко. А что?

      – Так! На мельнице, слышь, затворы ночью подняло. Колеса чуть не поломало вовсе.

      – Кто