Река играет. Владимир Короленко

и может тебе все рассказать, а между прочим помоги деньгами и одежой. Наипаче бедствует брюками… Геннадий Автономов».

      Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что посланный действительно брюками бедствовал очень сильно… Но, несмотря на опьянение, глаза его быстро и пытливо, очевидно по профессиональной привычке, изучали обстановку моей квартиры…

      При удалении его произошел некоторый неприятный шум, и пришлось прибегнуть к помощи добрых соседей…

X

      Года через два я опять встретил моих бывших спутников.

      В жаркий летний день я переехал на пароме через Волгу, и пара лошадей потащила нас береговыми песками к въезду на гору. Солнце садилось, но было еще невыносимо жарко. Казалось, даже от сверкающей реки неслись целые волны зноя. Оводы тучей носились над лошадьми, колокольчик бился неровно, колеса шуршали в глубоком песке… Сверху, в полугоре, окруженный зеленью монастырь глядел на реку из-за реющего тумана и казался парящим в воздухе.

      Вдруг ямщик остановил у самого подъема усталую тройку и побежал по берегу. В четверти версты от нас, на обрезе, усеянном галькой и камнями, грузно чернела, прямо на солнцепеке, группа людей.

      – Происшествие какое-нибудь, – сказал мой товарищ. Я вышел из телеги и пошел туда же.

      На пустом берегу, в который лениво плескалась река, оказалось мертвое тело. Подойдя ближе, я узнал в нем моего знакомого: маленький странник лежал в своей ряске, грудью на песке, с раскинутыми руками и неестественно повернутой головой. Он был смертельно бледен, черные косицы слиплись на лбу и на висках, а рот полуоткрылся. Мне невольно вспомнилось это лицо, оживленное детским восторгом от пения пташки на холмике. Сам он, со своим длинным, заострившимся носом и раскрытым ртом, удивительно напоминал теперь замученную и раздавленную птицу.

      Автономов сидел над ним, покачиваясь, и в его взгляде виднелся испуг. Явственный винный запах стоял в воздухе…

      Окинув взглядом подошедших людей и не узнав меня, он вдруг затормошил лежащее тело.

      – Вставай, товарищ, пора в путь… Участь странника – вечное странствование.

      Он говорил опять напыщенным тоном и нетвердо поднялся…

      – Не хочешь?.. Смотри, Ваня, брошу! Уйду один…

      Староста, с медалью на груди, спешно подошедший к группе, положил ему руку на плечо.

      – Погоди уходить… Протокол надо составить… Что за люди…

      Автономов с иронической покорностью снял свою мурмолку и отвесил поклон.

      – Сделайте одолжение, ваше сельское превосходительство…

      Сверху послышался удар колокола. В монастыре призывали к вечерней молитве. Удар прозвенел, всколыхнул жаркий воздух, пронесся поверх кудрявых верхушек дубов и осокорей, лепившихся по склонам, и, замирая уже, коснулся сонной реки. На мгновение звук опять окреп, ложась на воду, и, казалось, чуткое ухо ловит его полет к другому берегу, к синеющим и подернутым мглою лугам.

      Все