Река играет. Владимир Короленко

помилуй! Неужто мы какие-нибудь, прости господи, разбойники.

      Геннадий вгляделся в темноте в лицо Андрея Ивановича.

      – А! долговязый господин!.. Ну что ж! – сказал он сухо. – «Блажен, кто никому не верит и всех своим аршином мерит…» Дорога широкая…

      И он опять быстро пошел вперед, а за ним побежал трусцой маленький товарищ. Андрей Иванович несколько секунд стоял на месте, ошеломленный тем, что странник ответил ему в рифму. Он было двинулся вдогонку, но я остановил его за руку.

      – Что это вам неймется, право! – сказал я с досадой.

      – А вам хороших товарищей жалко? – сказал он язвительно… – Не беспокойтесь, пожалуйста. Сами далеко не уйдут…

      И действительно, за последними избами на дороге зачернела фигура. Это был Иван Иванович, но один…

      Он стоял посередине дороги, тяжело дышал и кашлял, держась за грудь.

      – Что с вами? – спросил я с участием.

      – Ох-хо! Смерть моя… Ушел… Геннадий-то… Не велит вместе идти… Велит с вами. Не поспеваю за ним.

      – Сделайте одолжение. А дорогу вы знаете?

      – Дорога пока большая. Да он где-нибудь догонит…

      Мы пошли в темноту… Назади тявкнула собака; оглянувшись, я увидел в темноте два-три огня деревни, которая скоро скрылась из виду.

IV

      Ночь была беззвездная, тихая. Горизонт еще выделялся где-то неясной чертой, блуждающей под облаками, но ниже клубилась лишь густая мгла, бесконечная, неопределенная, без форм и очертаний…

      Мы довольно долго шли молча. Странник то и дело робко вздыхал и старался подавить кашель.

      – Автономова-то не видно… – говорил он по временам и беспомощно вглядывался в темную ночь.

      – Мы-то его не видим… Он нас видит, небось, – сказал Андрей Иванович зловеще и значительно.

      Дорога казалась какой-то смутной полоской, точно мост, кинутый через пропасть… Все кругом было черно и смутно. Была или нет светлая полоска на горизонте? Теперь от нее нет и следов. Неужели так еще недавно мы были в шумной избе, среди смеха и говора?.. Будет ли конец этой ночи, этому полю? Подвинулись мы вперед, или это только дорога уходит у нас из-под ног, точно бесконечная лента, а мы все толчемся на месте в этом заколдованном клочке темноты? И невольная робкая радость зарождалась в душе, когда впереди начинал вдруг тихо журчать невидимый ручей, когда это журчание усиливалось и потом замирало сзади, за нами, или ветер, внезапно поднявшись, шевелил чуть заметные кусты ивняка в стороне от дороги и потом опадал, указывая, что мы их миновали…

      – Ну и ночка выдалась, – сказал Андрей Иванович, против своего обыкновения, тихо. – Дурак и тот, кого в этакие ночи нелегкая носит по дорогам. И чего, спрашивается, нужно нам? Поработал день, отдохнул, чаю попил, богу помолился, – спать. Нет, не нравится, вишь… давай по дорогам шататься. Это нам благоприятнее. Ноне, вот уж полночи, а мы и лба не перекрестили. Молельщики!..

      Я не ответил. В голове Андрея Ивановича, очевидно, продолжали тянуться покаянные мысли.

      – Мало нас бабы учут, – сказал он мрачно… – Не живется нам дома. А чего бы, кажись, и надо…

      – А что,