Думки. Апокалипсическая поэма. Том второй. Артём Рящев

нехотя согласился я.

      Новенькая крепко взяла меня за руку и ласково, но твердо повела меня на казнь. Я же умру с думками сидеть, как же она не понимает! Может вырваться, лечь на пол, бить ногами и руками, расплакаться и начать монючить? – поможет? Наверное нет. Или просто убежать? – я не могу убежать от новенькой, я к ней прилепился уже крепче крепкого. Она у меня в сердце самом обустроилась и даже еще глубже, чем в сердце, в сердце самого сердца она у меня. Значит все, совсем абзац.

      Я шел за новенькой молча и без причитаний, мысленно прощаясь и с Феньком, и с Женей, с Три Погибели и даже Вите с капелланом я сказал в своем воображении пару прощальных и теплых слов.

      – Почему ты боишься? – спросила новенькая в тот самый момент, когда я рыдал на капеллановом плече, крепко ухватившись за его тонюсенькую шею, будто за спасительную соломинку.

      – А почему ты не боишься? – вместо ответа спросил я.

      – А чего там бояться? – сказала новенькая.

      – Где там? – не понял я.

      – В мыслях у думок.

      – Где-где?!

      – Ты все слышал, – равнодушно констатировала новенькая.

      – Как в мыслях у думок?

      – Так, в мыслях у думок.

      – Ты там была?

      Новенькая кажется чуть-чуть замялась:

      – Я не уверена, – сказала она и легко пожала плечьми, – думаю да.

      – И что же там?

      – Сложно сказать, сложно объяснить. Ты должен увидеть сам.

      – Так ты поэтому сидела с думками? Подглядывала?

      – Да, – коротко и так, будто бы это самое обычное дело подглядывать в мысли к думкам, сказала новенькая.

      – Дичь какая! – воскликнул я. – Зачем?

      – Интересно, – сказала она. – А тебе разве нет?

      – Нет, не интересно. Я их боюсь и особенно не люблю, когда они мычат. А уж в мысли их мне лезть совсем не хочется. Я даже и не думал, что они на самом деле думают, я думал, это просто название для них такое! – мои мысли спутываются, а слова катятся одно за другим не останавливаясь, налетают друг на дружку, друг через дружку перепрыгивают. Говорю, говорю, а все, кажется, нелепица какая-то выходит. – То есть я думал, что они думки, поэтому думают, а потом решил, что, может, они и думают, но нам-то откуда знать, а еще и о чем и пырят они просто, значит, или в эти свои дальние дали?! – закончил я вдруг толи вопросом, толи утверждением, хотя и сам уже не смог бы понять, что если это вопрос, то про что, а если утверждение, то о чем.

      – И чего же такого интересного в этих дальних далях? – полюбопытствовала новенькая.

      – А мне почем знать?! – я почти что закричал.

      – И знать ты, значит, этого не хочешь? – спросила меня новенькая.

      – Нет! – воскликнул я. – Не хочу!

      – Тогда увы тебе! – сказала новенькая и засмеялась.

      – Увы мне! – подтвердил я.

      – Зачем ты тогда ходил, думок разглядывал?

      – Может, тебя искал!

      – И как ты знал, что я среди них?

      – А вот знал, может, да просто еще не знал, что знал!

      – Не сердись, – примирительно сказал новенькая. –