ТРИОН. Полёты биоробота в пространстве и времени. Историко-философский приключенческий роман. Александр Иванович Фефилов

возмущённо заговорил:

      – Кто один раз соврал, тому веры нет!..

      Ушаков положил руку на плечо Радищеву:

      – Постой, Александр, успокойся!.. Давай лучше спросим самозванца о том, что ему о нас известно…

      Глеб неожиданно для себя огрызнулся:

      – Вы считаете меня тайным агентом вашего надзирателя Бокума?

      Кутузов язвительно хохотнул:

      – Вы слышите, господа? – Он сам проговорился! Да его потребно отметелить и отсюда взашей выгнать!

      Трион забеспокоился:

      Да, Глебушка, сейчас тебя отдубасят и повредят твоё физио. Придётся подключаться. Тело не только твоё. Тебя станут бить, а мне будет больно… Ничего не остаётся… – Идём ва-банк! Только больше никакой самодеятельности! Чётко выполняй мои мысленные команды!

      – Господа студиозы! Взашей меня выгнать вы завсегда успеете! Тут, Фёдор Васильевич, просил меня ваше будущее предсказать. Так я могу это сделать, ежели кому интересно.

      Все загалдели. Кто-то высказывал недовольство. Кто-то с недоверием улыбался.

      – Ты хочешь, чтобы мы твои пьяные фантазии выслушивали?

      – Пусть говорит!

      – Я, например, не желаю знать, когда я помру. Это пророчество будет меня всю жизнь преследовать.

      Глеб поднял руку, призывая к тишине:

      – Я не пророк! Я человек из будущего! Я знаю о вас из исторических энциклопедий и могу привести здесь только те факты, которые сохранили о вас потомки.

      На противоположном конце стола раздался хохот:

      – Гришка-монах! Он же царский сын. Он же пустобрех из будущего!

      – Ври, да не завирайся!

      – Сейчас в три короба наталдычит…

      Встал Рубановский:

      – Я хочу о себе узнать! Чего мне бояться…

      Глеб заставил себя улыбнуться:

      – Андрей Кириллович, тебе действительно нечего бояться. Ты – будущий титулярный советник, сочинитель на немецком языке рассуждений «О размножении народа», переводчик на немецкий язык Вольтера «Рассуждение о человеке». Между прочим, издашь свои книги здесь в Лейпциге в 1771, незадолго до отъезда в Россию по окончанию учёбы.

      Рубановский побледнел и сел, закрыв лицо руками.

      Кто-то спросил:

      – Что с тобой, Андрей?

      Рубановский поднял голову:

      – Он прав в одном. Я сейчас завершаю работу над этими рассуждениями на немецком языке и с местным издательством договариваюсь…

      Глеб продолжил:

      В воспоминаниях твоих соотечественников и однокашников – не буду говорить каких – ты характеризуешься как необыкновенно прилежный человек, посвящавший каждый день четырнадцать часов на учение. Про тебя ходила шутка. Будто бы одна молодая девушка, имея связь с тобой, была в интересном положении и… товарищи твои, шутя удивлялись, как ты мог улучить время для любовной интриги.

      Раздался хохот. Рубановский вскочил и, то ли смеха ради, то ли всерьёз закричал:

      – Кто из вас такое про меня понарассказывал? Признавайтесь!

      Кутузов,