Искаженная демократия. Мнение, истина и народ. Надя Урбинати

этих мнений обрести политическое присутствие, наблюдая за выбранными ими политиками и вынося о них суждение. Невидимость граждан и их молчание не являются, следовательно, спонтанным или природным качеством демократии, они сфабрикованы и сконструированы распорядителями средств информации и коммуникации, они выступают целью политического класса, желающего существовать вне опасности проверок и перемен.

      Следовательно, правильно будет сказать, что представительная демократия заключается в постоянной борьбе представительства, в обнародовании (making public), в публичных дебатах, темы которых граждане считают главными для своей жизни и своих интересов, а потому временами превращают их (когда голосуют) в правомочные решения. Вот что делает доксу властью, определяющей для демократии. В результате докса становится формой действия, которая отличается от воли или условий и процедур, организующих голосование и решения, но при этом остается связанной с ними. И именно по этой причине мнение становится постоянным объектом желания (или поношения) со стороны меньшинства, жаждущего быть окруженным народом, который готов лишь подчиняться и выступать объектом попечения, народом, который не выражает несогласия и в идеале вообще не считает мнение властью.

      Глава 1. Диархия демократии

      Отождествление демократии с «силой чисел» традиционно привлекало скептиков и разоблачителей демократии. Высмеяв идею, будто вопросы правления можно решать как чисто количественные задачи, Вильфредо Парето писал: «Нам больше не нужно возиться с вымыслом о „народном представительстве“ – от него нет никакого толка. Давайте пойдем дальше и рассмотрим, какая субстанция поддерживает различные формы власти правящих классов… Различия заключаются, в основном… в соотношении силы и согласия»[29]. С точки зрения Парето, число было попросту хитрым средством, позволяющим использовать силу, заручившись согласием, а демократия – это наиболее эффективный способ достичь той цели, к которой тщетно стремились все тираны, поскольку численный перевес был не на их стороне. Он, однако, не пояснил, почему же тиранам не удалось достичь численного перевеса, а потому его взгляд на демократию оказался, как и можно было предположить, ограниченным, не свободным от предрассудков и попросту ложным: числа работают потому, что в формировании согласия свою роль играет свобода. Чтобы у лидеров был численный перевес, у граждан должна быть свобода. Но какова же функция голосования?

      Пересматривая логику рассуждений Парето, но не отказываясь при этом от его скептицизма по отношению к демократии, Джованни Сартори несколько лет назад заявил, что в демократии значимо именно голосование, хотя оно не может гарантировать качества решений, поскольку граждане, когда голосуют, не учатся тому, как голосовать. Открытая область обсуждений, какой бы богатой и развитой она ни была, не отменяет произвольности голосования, не повышает компетентности

29

Pareto V. The Mind and Society // 4 vols. / A. Bongiorno, A. Livingston (trans.). New York: Harcourt, 1935. Vol. 4, § 2244. В позиции Парето воспроизводился взгляд Давида Юма, который утверждал, что «правление основывается только на мнении; и этот закон действует как для наиболее деспотических и военных правлений, так и для наиболее свободных и народных». См.: Hume D. Of the First Principles of Government // Political Essays / K. Haakonssen (ed.). Cambridge: Cambridge University Press 1994. P. 16.