Полонез. Александр Григорьевич Домовец

лично. А перед этим первым её изнасиловал… Несчастному же чиновнику сам вбивал штырь в сердце, пока другие «мстители» прижимали человека к стене и затыкали тряпкой кричащий рот…

      Замолчав, Каминский испытывающе смотрит на меня. Молчу и я. В пересохшем горле нет слов.

      – И это ещё не всё, – говорит Каминский с тяжёлым вздохом.

      – Куда уж больше…

      – А вот есть куда…

      На следующий день после разгрома «мстителей» соседи нашли труп гминного старосты. Бедный старик лежал на пороге собственного дома с отрезанной головой. Вся его семья была перебита до последнего человека. А человеком этим оказался ребёнок, внучка старосты…

      – У Зыха, конечно, в городе были свои люди, – продолжает Каминский, сжимая и разжимая кулаки. – Кто-то заприметил, что староста шушукается со следователем. Со мной то есть. А на следующий день отряд разгромили. Понятно, что после этого, прежде чем податься в бега, Зых кинулся к своим в город, – разжиться одеждой, деньгами. Тут ему и доложили, что к чему. А уж исчезнуть, не отомстив старосте за предательство, он просто не мог… Получается, я невольно накликал смерть на старика и на семью его. Ну, как после этого жить?

      – И вы решили отомстить в свою очередь, – констатирую я устало.

      – Да! А как бы вы поступили на моём месте?

      – Неважно… Посвятили время и силы поиску Зыха. Для этого даже вышли в отставку. Всё ради мести…

      Каминский качает головой.

      – Вы поймите… Я хочу его убить, и я его убью. Однако сделаю это не только ради мести, но главным образом ради Польши, за свободу которой этот зверь якобы борется.

      – Вот как? Пан патриот?

      – Да, – твёрдо говорит Каминский, глядя исподлобья. – Я коренной поляк, потомственный шляхтич, и за свободу Польши готов умереть. (Пафос реплики искупается глубокой искренностью тона.) Но этот Зых… И такие, как он, а их немало… Это же кровавые безумцы! Они поганят святое дело, которому присягнули. От таких Польшу надо очищать. Спасать надо. Иначе Европа будет воспринимать поляков как жестокую банду, а нашу несчастную родину считать рассадником ужаса и насилия!

      В горячих словах Каминского есть своя логика, и мотивы его действий мало-помалу проясняются, – хотя ещё и не до конца.

      Расставшись со службой, Каминский всецело занялся поиском. Тут пригодился большой следственный опыт и наработанные связи. Как он и предположил, Зых уехал в Париж. Оставаться в Польше после пролитой крови было слишком опасно, да и Паскевич, лишившийся своего доверенного чиновника, объявил недобитого «мстителя» личным врагом. О появлении Зыха в Париже Каминский узнал от знакомых эмигрантов, каждому из которых написал: мол, ищу родственника, пропавшего после Восстания; приметы такие-то, прошу сообщить…

      – И вот я приехал в Париж, – заканчивает Каминский.

      Официант радостно принимает заказ на новый кофе и коньяк. За окном уже давно стемнело. Огни уличных фонарей бриллиантово отражаются в грязных лужах. В кафе тепло и