Проклятая картина Крамского. Екатерина Лесина

дефицитные тома, но и статуэтки фарфоровые, серебряные и золотые фигурки, мелочи всякие, вроде коллекции табакерок, тоже пропали. Как и сами мелочи.

      Куда подевались?

      В остальном комната эта выглядела до отвращения современно. Угловой диванчик. Пара кресел. Столик пластиковый со всяким хламом. Вешалка в углу, на которой предлагалось пристроить верхнюю одежду, но вешалка выглядела хлипкой, а курток на нее нагрузили изрядно, и потому Илья решил не испытывать ее на прочность.

      Гроб поставили в зале.

      Здесь было сумеречно, шторы по обычаю задернули, а зеркала завесили простынями. Горели свечи. Стояли какие-то люди, жались друг к другу… шептались.

      А гроб стоял.

      Открытый.

      И Илья не удержался от искушения, подошел. Заглянул старому приятелю в лицо, бледное, напудренное и неживое. Странно, что нет ни чувства удовлетворения, ни ненависти, ничего.

      Удивление только, как это получилось, что Генка умер.

      Он отступил от гроба, а после и вышел.

      В проходную комнату. А потом и в Генкину спальню, то есть раньше эта угловая комната с двумя окнами и балконом была Генкиной. Ныне и ее коснулись перемены. Другие обои. Другие шторы… Мебель тоже другая, да и само ее назначение…

      Кабинет?

      Похоже на то. Стол тяжеленный. И компьютер в углу. Секретер с десятком ящиков. Илья подергал один, не удивившись, что тот заперт.

      – Что ты здесь делаешь? – раздалось сзади.

      Илья обернулся.

      – Привет, Людочка.

      Она была некрасивой. Нет, если посмотреть на лицо, то черты ее вполне миловидны, но все портит выражение какого-то недовольства.

      Раздражения.

      И страха.

      – Что ты здесь делаешь? – повторила она и вошла, дверь за собой прикрыв.

      – Тебя жду.

      Илья присел на кресло.

      Удобное, к слову. И недешевое… Вот стол – дешевый и поцарапанный. И секретер не лучше, а кресло новехонькое… ортопедическое, при кожаной обивке и кожа хорошей выделки.

      – Зачем? – Людмила вошла и дверь за собой прикрыла.

      – Поговорить.

      – Нам есть о чем говорить?

      Притворное удивление. И если бы знала она, до чего Илье надоели все эти игры.

      – О твоей статье, которую ты написала по Генкиной просьбе… Скажи мне, зачем?

      Отвернулась. Процедила сквозь зубы:

      – Теперь тебе не о чем переживать.

      – А тебе есть о чем?

      – Илья, это не твое дело!

      – А мне кажется, что мое… Он ведь и тебя шантажировал, Людочка? Давай угадаю? Сначала втянул в какое-нибудь дерьмо, а потом решил на этом поживиться?

      Молчит. И говорить не собирается. А Илья и близко не догадывается, на чем ее зацепили.

      – Послушай, – он откинулся в кресле, – мы с тобой в одной лодке. Думаю, он и тебя успел достать до печенок… Ты ведь пришла плюнуть в его гроб?

      Людочка усмехнулась. И сразу стало ясно, что плюнула бы она в Генкин гроб с превеликим удовольствием, и плюнет, быть может, но явилась сюда не за этим.

      – Ищешь оригиналы?

      – Ты… Они у тебя?

      Значит,