Как мы ездили в Одессу. Андрей Соловьёв

хуже, а сделать ни чего не могу, слёзы так и катятся.

      – Я про Одессу хотел поговорить, а ты всегда с газетами сидишь. Вот я их в машинку и положил. А потом вынуть забыл.

      Не знаю, что произошло. Мама с папой, как-то переглянулись, только чувствую – гроза стороной проходит. Это по папе всегда очень заметно. Он когда ругается, всегда как-то насквозь смотрит и глаза становятся такие синие-синие, а тут он на маму глядит.

      – Вот, Саша – сказала мама – ребёнком надо чаще заниматься. Взял бы да рассказал.

      Папа как-то попереминался с ноги на ногу. Потом почесал в затылке.

      – Про Одессу, ну ладно. Мой руки, после еды расскажу.

      И в самом деле, после обеда мы с папой долго разговаривали про всякие дома и театры, про Михаила Водяного – самого знаменитого на свете артиста, про парк Шевченко и порт, всякие пляжи и мальчишеские подворотни, так, что я как бы даже почувствовал себя там, в Одессе.

      – А ты меня везде сводишь? – я уже собирал открытки. Дверь комнаты отворилась, зашла мама.

      – Сводит он тебя, да и меня тоже. Только дай нам слово, что ты газет прятать больше не будешь и вообще постараешься себя порядочно вести. А то привезём бабушкам внучка, а он им, чего доброго дом спалит.

      – Не спалю, мама, я же просто вытащить забыл. Но вообще-то у меня память – крепкая!

      Глава 2. Смерть, дракон и зелёные человечки. Начало

      Мы палили костёр за домом. Там к концу мая такая трава выросла, хоть в полный рост ходи. Вот мы себе местечко вытоптали в траве и туда всяких досок натащили, чтобы палить. Витька Копейкин спички достал, сложили домиком и бумажку сунули. Всё чин чином, как миленькое загорелось! Часа за два доски кончились. Мы уже так сидели – в сумерках, когда Санька-тумба новости приволок: сосед из пятого подъезда скончался! – Как это, скончался? – не понял я – умер, что ли? – Конечно, умер! А я что говорю, – Сашка возбуждённо пыхтел. – Наша тётя Маша у него раз в неделю полы мыла, а тут, говорит, что вчера к нему баба какая-то зашла вечером, а назад не вышла. – И что? – Андрюшка Носов сделал круглые глаза. Это смешно очень, когда он так удивляется, потому, что Андрюшка худой и смуглый и уши у него оттопыренные, ещё даже больше чем у меня. – А то! Это смерть была!

      Копейкин кинул зелёной травы в костёр. От этого пламя сразу пригасло и повалил жёлтый дым. Когда такой дым валит надо фигу ему показать – это фигура такая из трёх пальцев, – и сказать: «Дым-дым, я курей не воровал!» Все сразу стали показывать фигами и бормотать. А я подошёл к Сашке: – Ты, давай, не трепись! Смерть – штука серьёзная. – Да серьёзно я, послезавтра хоронить будут: гроб красный, оркестр – на кладбище повезут, а там всё – в яму и земелькой сверху! – А я что-то ему не верю, насчёт бабы – подал голос Женька Белый – Саня ещё та сорока! – Да, точно говорю. Моей маме на кухне тётя Маша рассказывала. А я только на минутку во двор сбежал, чтобы вам… Не хотите? – не верьте, – Сашка чуть не плакал. Мне стало