Третья планета от солнца. Валерий Аркадьевич Кормилицын

в ров хворост и солому.

      – Гори-им, карау-ул, – заблажил Бова. – Бежим, братцы, – кинулся наутёк, подталкивая перед собой упирающегося Чижа.

      – Куда, стой! – пытался остановить бегущих дружинников десятник.

      И тут, в придачу к прежним бедам, распахнулись ворота, и, прикрываясь щитами и выставив копья, вышла колонна булгар, воодушевлённо метеля отступающих гридей «в хвост и гриву», по мысли Возгаря.

      «Так нам и надо. Не хрен улепётывать без оглядки», – вместе со всеми бежал к роще десятник.

      Русичи беспорядочно отступали бросив лестницы и волоча раненых и убитых.

      Взять город «на копьё» не удалось.

      Самыми удачливыми в этот день оказались печенеги.

      Сын хана Кури, Кухт бесконечно кланялся орущему на него Святославу с трудом пряча смех в раскосых глазах и выполняя просьбу отца на грубость князя словами и действием не реагировать.

      Когда сбросивший нервы князь замолчал, переводчик одним предложением перевёл длинный монолог Святослава: «Русская командира очень сильно ругается», Кухт, дружелюбно улыбаясь, ещё раз поклонился, и, приложив руку к сердцу, покинул княжеский шатёр.

      Два следующих дня русское воинство, раскинув в дубраве стан, сколачивало лестницы из толстых дубовых брусков взамен потерянных, и осваивало сборку камнемётов, которые русичи называли «пороки». Особые умельцы мастерили таран.

      Святослав со стороны реки поставил лодьи с таким расчётом, чтоб их не достигали стрелы, лишив булгар подвоза продовольствия. И послал людей искать водоводы, чтоб оставить жителей города ещё и без воды.

      Бобёр с Чижом и Бовой, под руководством Возгаря, первыми освоили «порок», и с мстительным удовольствием, морщась от боли в обожжённых спинах и руках, метали трёхпудовые булыги в стену, с разбросом в двадцать локтей, но вскоре приладились к камнемёту, укладывая булыги в саженное расстояние, постепенно расшатывая брёвна стены.

      Не отставали от них и другие гриди.

      Молчун, Горан, Богучар и пришедший в себя Медведь с двумя десятками помощников собирали таран. Свалив толстенный дуб и обшив комель железными пластинами, подвесили на цепи, сколотив над ним из досок каркас, который поставили на отнятые у печенегов телеги, сверху накрыв мокрыми шкурами, заимствованными, несмотря на бурное недовольство, у тех же печенегов.

      Позавидовавший творению товарищей Бова назвал их поделку «хренью, от любовной связи барана с черепахой», только больших размеров, на что получил от Горана ответ: – сам такой.

      Более скромный бывший поселянин Возгарь определил таран – как избу на колёсах, с упавшей трубой.

      С трудом несколько десятков гридей подкатили «избу на колёсах» к воротам и стали лупцевать по ним окованным железом дубовым бревном.

      Русские и печенежские лучники при этом осыпали стрелами булгар, рассуждая: не высовывайся и будешь жить, да ещё и масло коровье сбережёшь.

      Но у защитников на этот счёт было своё мнение, к тому же им порядком надоел шум от ударов