Дети отцов. Сергей Макаров

контрагента папы. И как раз потому, что враги и конкуренты папы стали распространять эту информацию, а мнение родителей Андрея было важнейшим, папа передал его тело Палеевым и попросил их провести все возможные экспертизы, исследования, проверки, обследования – все, что можно, чтобы они, Палеевы, сами установили причину смерти своего сына. Они и так доверяли папе, но откликнулись на его просьбу. Все документы есть, я их привезу. Так что эту ложь можно легко опровергнуть.

      – Ваши враги будут говорить, что вы подкупили Палеевых или запугали их, – предположил Владимир.

      – Нет, это было бы невозможно. Мой свекор до создания бизнеса был генералом, настолько неразговорчивым, что даже жена и сын редко слышали его голос. Андрей пошел в маму – был такой же легкий и добрый. Запугать или подкупить Николая Федотовича невозможно вообще.

      Ласкарина покачала головой.

      Потом она молчала. Синегоровы поняли, что она хочет сказать что-то еще.

      Так и было:

      – Меня больше всего беспокоит, что это удар по Ватацису – по Ивану Васильевичу. Почему-то он очень не любит, понимаете, ну очень не любит упоминаний о том, что когда мы женились, я была вдовой после первого брака. Я не хочу, чтобы что-то огорчало Ваню.

      Синегоровы удивились (хотя и не подали вида): они впервые слышали, что Ласкарина так по-домашнему говорила о своем супруге, и при этом – еще и так заботливо – «Ваня». Раньше она всегда называла его «Ватацис»

      Ирина Федоровна повторила, с огорчением качая головой:

      – Он очень расстроится.

      – Скрыть от него это невозможно? – спросил Владимир.

      Виктор с укором посмотрел на брата.

      – Нет, скрыть можно, но это еще хуже – он же все равно узнает.

      Ласкарина прищурила глаза:

      – Есть какие-то мерзавцы, которые хотят внести разлад между мной и Ваней, и есть кто-то внутри корпорации или кто-то близкий к нашей семье, кто сообщил тем мерзавцам эту информацию. Их нужно остановить. Я не могу потерять его.

      – Ваши дяди?

      – Нет, им такая личная информация никогда не сообщалась.

      В словах Ласкариной прозвучало сейчас вот только что не откровенное презрение к ее ленивым дядям.

      Она продолжала:

      – То есть это удар по мне через него, в первую очередь это удар по нему. А люди знают, что я Ватациса в обиду не дам – никогда и никому.

      Глаза Ласкариной изнутри пылали таким ярким, но холодным огнем, что Синегоровым стало очевидно: людям, организовавшим эту публикацию, задевшую Ивана Ватациса, не поздоровится.

      Ирина Федоровна меж тем продолжала, явно взбодряясь:

      – Так, хорошо, что вы мне сразу сообщили. Дайте мне эту газету, и я сразу же поеду к Ване, все ему расскажу – лучше я ему расскажу про эту гадость, чем кто-либо иной. Мне важно не потерять его доверие. Все остальное – потом.

      Ласкарина взяла газету и встала из-за стола.

      – И обсуждение иска о защите чести и достоинства? – спросил Виктор.

      – Да. Все потом. Сейчас – Ваня.

      С