Дети отцов. Сергей Макаров

пребывала в ярости. Почему-то она была уверена, что сможет переубедить троих нормальных (точнее – ленивых) дядей судиться с нею.

      Она была уверена, что у нее это получится!

      И вот – нет. Не получилось.

      Встав со стула, она десять секунд осматривалась вокруг, думая, чем бы бросить в дядей. Дяди это поняли, и, принадлежа к робкому десятку, всячески постарались подальше отстраниться от племянницы; дядя Миша даже беспомощно посмотрел на официантов, но они все вдруг стремительно и торопливо занялись разносом заказанных блюд куда-нибудь подальше от этого угла зала.

      Не найдя, что бы швырнуть об пол (да и в общем-то понимая, что делать этого не стоит), Ласкарина решила сказать так:

      – Вы, гады, даже брата своего умершего не пожалели – Костю. Такой пасквиль на него написали, что он рэкетиром был! Да как вы могли! Чего мне от вас еще ждать?

      – Ира, тебе лучше уйти, – осмелился наконец сказать дядя Гоша. – Про Костю мы ничего такого не писали, рэкетиром он не был, мы не знаем, кто такую гадость про него написал. Но нам с тобою сейчас не о чем говорить. Если у нас и были сомнения, судиться ли с тобою – а у нас такие сомнения были – то этим своим демаршем ты их развеяла. Пожалуйста, уходи.

      – Ничего святого для вас нет! – за неимением подходящего предмета для швыряния Ирина Федоровна бросила в дядей это обвинение и ушла.

      Видя ее пылающее гневом лицо, никто: ни официанты, ни посетители – не решались оказываться у нее на пути – сами поспешно отходили в сторону.

      Наверное, так выглядела римская Фурия – богиня мщения. Если бы в зале оказался художник, он наверняка сделал бы зарисовку с натуры.

      Но Ирину Федоровну это точно не интересовало.

      Некоторое время после ее ухода (который был таким же стремительным, как и приход – ибо Ирина Ласкарина просто не умела что-либо делать ровно и спокойно) Георгий, Максим и Михаил Ласкарины сидели молча. Аппетит к продолжению обеда у них точно пропал. Они все трое хмуро и понуро смотрели прямо перед собой.

      Наконец, Георгий сказал:

      – Ну давайте все-таки дообедаем. Но сначала важный вопрос: никто не разговаривал с журналистами про Костю? Ира какую-то статью о нем упоминала.

      – Нет, я не говорил, – твердо сказал Михаил.

      – И я не разговаривал, – уверенно добавил Максим.

      – И я уже много лет ни с кем про Костю не говорил, хотя и помню о нем. Откуда же у них информация?

      – Надо найти статью и прочитать, – предложил Максим.

      – Прочитаем, – тоскливо прокомментировал Михаил. – Может, это Ваня и Леша организовали?

      – Спросим у них, – сказал Георгий. – Я завтра встречаюсь с Ваней, спрошу у него.

      – А наши адвокаты? – спросил Михаил.

      – А как мы узнаем? – развел руками Георгий. – Ваня и Леша все общение с адвокатами взяли на себя, нам сказали не вмешиваться.

      – Скажем прямо – они запретили нам общаться с нашими адвокатами, – возмущенно проговорил Максим, особенно выделяя слово «запретили».

      – Слушайте, а может,