Заражение. #Depressed_ esthete

периферийным зрением. Виталик. Торопливыми короткими шажками идет в ее сторону, голова болтается на разболтанных шарнирах – с виду массивной, шее, руки его, не найдя себе лучшего применения, ускоренно, в такт шагов, качаются вдоль туловища, попеременно теребя шерсть на брюках, обещая сделать по бокам их отличные по цвету – светлее – строки. Внутри ее его встречает чувство легкого удовлетворения и превосходства, и меняется самоощущение самого факта сидения, теперь он входит для нее на уровни символических подтекстов (а может быть просто текстов). Ей сейчас даже двигаться не хочется, хочется только расправить плечи – расправляет, – подняв подбородок, взбросить взгляд – взбрасывает, взирает – и опустить на колени, скрестив там, руки, – тыльная сторона левой ладони греет ладонь правой – и ощутить наполняющуюся обильно не воздухом, а силой грудь – соски твердеют и упираются до поглощения в поролон лифчика. Виталик останавливается на некотором расстоянии до стола, до нее, у порога невидимого барьера, воздвигнутого в бессознательном разницей их статусов.

      – Привет, Свет, – произносится равномерно.

      – Привет, Виталь, ну чё, новенького уже видел?

      – Нет, – глупо улыбаясь, – пока нет. А что там по поводу мер… – и сразу серьезничает, – как их, ну, типо, против болезни. Что мы должны со своей стороны делать? Типо закрываться надо? Я ничего не понял. Так, краем уха слыхал только.

      Мнется на месте, что подталкивает Светлану Николаевну задержаться немного с ответом, неосознанно, насладиться слепящим абсолютом, мгновением Власти. И тон ее по прошествию этой минуты краток, выверен, чтобы без стеснения хватался за произнесенные им слова, оканчивающиеся провалами – тишиной, они – ее дар.

      – Мммм, ну смотри, сейчас ограничения касаются только веранды и внешних атрибутов в сфере общепита. А что там дальше будет… – осекается, изо рта чуть не выскочило признание, что не знает. Что «дальше» – не знает. И в эту паузу раздражение нейронного клитора прекратилось, оборвалось ожогом. Ее сознание обращается к обыденной форме личности «своей девчонки»: потертая, привычная, взращенная за годы вращения одиночкой в социуме, – В общем пока так работаем. Я буду за новостями следить и позже… после обеда, созвонюсь с Алексеевым, может он что скажет по поводу, как нам дальше работать… – и заканчивает тоном не тем вознослимым, каким начинала, а лишь слегка увеличенным в громкости, позволяющим ей равновесно общаться с субъектами, обладающими тестостероновым индексом выше 10 нмоль/л.

      – Аааа, ну ясно, ладно. У тебя же завтра выходной?, – оживленно.

      – Да, завтра ты один пахать тут будешь, – перейти к смеху ей недостает только повода.

      – Ага, ну потом Макс выходит, поможет мне, – к ее жизнерадостности и приглашению оказывается равнодушен.

      Между ними на какое-то время возникает пауза: он