Русские бабы на молитве. Елена Крюкова

плывут холмы,

      Дубы над ними серебрятся.

      А мы сугробами стремим

      Себя в невиданное царство.

      Там, где над соснами гора

      Вся ожиданием объята —

      В часовне стройной воссиял

      Нерукотворный образ Спаса.

      Даже отсюда виден Свет,

      На перепутье, середине.

      Он нимбом над главами верб

      Горит, сияньем золотится.

      Ведь ныне в мире Рождество.

      А мы волхвы. Бредут верблюды

      Сквозь нежность в нас, иней и лёд,

      Не ведая в ходу простуды.

      Душ созерцая даль, наш ход,

      Хоть путь тяжёл и многотруден.

      И снег становится глубок,

      А мы в своём обличье – люди.

      Но в нас победа и цветы,

      Снежинок голубые всходы.

      Мы превращаем в песнь мечты,

      И лёд растапливаем строгий.

      Так, в ходе, каждый обелён,

      Несут над жизнями нас кони.

      На главах нам чалмы снег сплёл,

      Создал жемчужные короны.

      И в руки тяжесть дал даров

      В шкатулках, в золотых сосудах —

      Намёк на странный путь Христов,

      И подтверждение, что Чудо

      Всем нарождённым предстоит.

      На мост шагнём, узрим часовню.

      И Спаса в ней высокий Лик,

      Что в тленном снеге не утонет.

      А вкруг него черты икон,

      Сюжетов, старцев, в них склонённых,

      И Богородицы хитон,

      С Младенцем в яслях свет бездонный.

      Огни негаснущих свечей

      В родном углу большой Вселенной,

      В пещерке радости моей,

      И бесконечной, и мгновенной.

      Корабль пред нами предстаёт,

      Ссыпая снег с бортов, вздымаясь.

      То Лик Святой – живой Христос —

      Над миром подымает парус.

***

      Мы шли к реке, сиял повсюду снег,

      И тени голубые, будто свечи.

      Глядишь на это – дня светлее нет,

      А где-то боль, мученья человечьи.

      И думаешь – а мы-то далеко.

      Нас замело и не задело, Боже.

      И странно сознавать, что Рождество

      В холодном, как злодейство, свете тоже.

      …Там мальчик онемел, не говорит,

      Но в Рождестве вдруг подаёт ладонь он

      Корреспонденту в этом белом дне,

      От взрывов онемел, бедой наполнен,

      Ладошку тянет в детской немоте.

      Живой цветочек в холоде, болезный.

      А кто-то в злобе смотрит, глух и нем,

      В экран нацелившись ракетой.

      Однажды, в детстве, онемела я

      От страха и от несусветной боли,

      Что бабушка, родимая моя,

      Да не уверовала, что я в шоке;

      Что гром небесный мне отнял язык…

      С ремнём, стегая воздух, побежала

      За мной. Свет пронизал мой детский крик,

      Вдруг вырвавшийся из-под жала.

      Мне страшно, мальчик славный мой.

      Ведь мир не мир – вскипающий и страшный —

      Бежит с ремнём, но тянешь