Исаев-Штирлиц. Книга 1. Бриллианты для диктатуры пролетариата. Юлиан Семенов

было, но Воронцов помог ему:

      – В конуре, в конуре, ты не щади, Леня. В конуре. Как пес. Хотя мои псы в доме жили, под библиотекой, помнишь, там еще ты раз уснул на святки вместе с борзой… Как ее? Лизавета, кажется. Верно, мы ее из Джерри перекрестили… В конуре, Леня… Ну, еще? В угон хорошо ляжет хлебное вино.

      – Погоди, продам роман, и махнем в Париж, там наших полно.

      – В Берлине больше.

      Они выпили еще по стакану. Воронцов длинноного, складно поднялся и, как все кавалеристы, легко ступая, пошел к двери.

      – Я сейчас. Предупрежу хозяина, что вернемся под утро. У меня теперь хозяин. Я у хозяев живу, Леня.

      Никандров почувствовал громадную жалость к этому лысеющему сероглазому человеку, владевшему в России поместьями, которые славились хлебосольством, широким – на английский манер – демократизмом, великолепным собранием живописи, библиотеками, а главное, тем редкостным духом доброжелательства и заинтересованной уважительности, который был чужд как нуворишам, появившимся во времена Столыпина, так и бедневшим дворянам, которые всячески подчеркивали свое именно дворянское, но никак не аристократическое происхождение.

      «А ведь великолепно держится, – думал Никандров, – потеряв все, что можно было потерять, он сохранил самого себя, достоинство. Поэтому победит. Мы гибнем, когда вступаем в сделку с собою. За этим зорко смотрит царь-случай, выстраивающий свои загадочные комбинации из взаимосвязанности добра и зла, безволия и напора, верности и предательства. Оступись – в себе самом, наедине со своим истинным „я“, уступи злу хоть в толике – и ты погиб. И пусть после сделки с самим собой тебя ждет на какое-то время слава, признание и богатство, все равно ты обречен неумолимой логикой его величества случая, которому все мы подвластны, но понять который нам не дано. Он как бог. Его надо свято, духовно бояться; только такой страх может обуздать дьявола в человеке».

      Спустившись к хозяину, Воронцов спросил:

      – Ганс Густавович, позвольте воспользоваться телефонным аппаратом?

      – Та, пожалуйста, только не очень толго…

      Воронцов позвонил в редакцию газеты «Ваба сына» и попросил к аппарату господина Юрла.

      – Добрый вечер, Карл Эннович, это Воронцов.

      – Добрый вечер, граф.

      – Сегодня из Москвы к вам прибыл писатель Никандров.

      – Ко мне? – удивился ведущий репортер отдела искусства и хроники. – Я его не приглашал. Видимо, он прибыл к вам, а не к нам…

      – Нет, с нами его связывать не стоит. Он вне политики, он – один из талантливейших писателей России. Я бы хотел просить вас прийти сегодня в «Золотую крону» – Никандров расскажет о том, что сейчас происходит в России.

      – Мы в общем-то догадываемся, что происходит в России.

      – Но вы получите самые свежие новости от писателя, который был вынужден покинуть родину.

      – Понимаю, понимаю… Поить будете?

      – Водкой напоим.

      – Видите, какой я стал грубый материалист после того, как на вашей родине победили материалисты? – посмеялся Юрла. – Нельзя отставать от времени.

      – К