Человек из СССР. Пьесы 1927–1938. Владимир Набоков

Не верю я ему. Такой и украсть может.

      Ошивенский (селу стола). Чепуху мелешь; не в том дело. И зачем халву посылаешь, – тоже неизвестно.

      Ошивенская. Да халва – это так. Главное, чтобы материю довез…

      Ошивенский. А вот где денег взять, чтобы с хозяйкой разделаться, – ты вот что скажи мне! (На слове «денег» сильно бьет ладонью по столу.) Крик ее попуга<и>чий так мне все и слышится…

      Ошивенская. Еще бы веревочку…

      Стук в дверь, входит Марианна.

      Она в скромном темном костюме, словно в трауре.

      Ошивенский (без энтузиазма). А, добро пожаловать…

      Марианна. Простите… вы укладываетесь… я вам помешаю…

      Ошивенская. Входите, голубушка, ничего, мы уже кончили.

      Марианна. Да… Если можно…

      Ошивенский. Погребок-то мой помните? А? Хороший был погребок, а? Проходящие ноги, а? Вот и допрыгались. Четвертым классом к праотцам.

      Ошивенская. Бледная вы какая. Голубушка, да что с вами? Лица на вас нет.

      Марианна. Ах, не надо так на меня смотреть. Пожалуйста, не надо.

      Ошивенский (встает). Ну, Женя, благослови. Пойду с хозяйкой разговоры разговари<ва>ть. Может быть, сжалится.

      Ошивенская. Иди, иди. Мы здесь с Марианночкой чайку попьем. Ах, забыла я – простите – посуда-то вся уложена. (Ошивенскийушел.)

      Марианна. Евгенья Васильевна, со мной случилось несчастье.

      Ошивенская. То-то я смотрю, душенька, вы такая вялая, тихая, узнать нельзя.

      Марианна. Да, большое несчастье. Я только что была на первом представлении.

      Ошивенская. Какое такое представленье, душенька?

      Марианна. Ах, вы же знаете. Я играла для кинематографа. И вот вчера в первый раз показывали фильм.

      Ошивенская. Так какое же несчастье? Пожар, что ли, был?

      Марианна. Да, пожар. У меня все сгорело: мои мечты, моя вера в себя, моя жизнь. Полный банкрот.

      Ошивенская. А я как раз хотела вас кое о чем попросить, моя дорогая. Но это после, после. Говорите.

      Марианна. Я увидела себя на экране. Это было чудовищно. Я так ждала минуты, когда увижу себя, и вот дождалась. Сплошной ужас. В одном месте, например, я лежу плашмя на диване и потом встаю. И вот пока снимали, мне казалось, что я такая легкая, такая живая. А тут… Евгения Васильевна, я встала, простите, задом, – выпятила зад и грузно повернулась. И все было в таком же духе. Жесты фальшивые, убийственные. А тут эта гадина, Пиа Мора, плывет, как лебедь. Стыдно…

      Ошивенская. Не беда, голубушка. Вот посмотрели бы вы, как я выхожу на паспортных карточках. Бог знает, какая морда.

      Марианна. И это еще цветочки: фильм показывали только своим. Но теперь он пойдет по Берлину, а потом по всему миру, и вместе с ним мои дурацкие жесты, мои гримасы, моя невероятная походка…

      Ошивенская. Я вот что хотела попросить вас, моя дорогая. Нам нужно переезжать, и нет ни гроша. Не могли бы вы – ну, так марочек пятьдесят – одолжить?

      Марианна. Одолжить? Ах, вы вот о чем?.. Да… Я сегодня как в тумане. Нет, Евгения Васильевна, у меня тоже ничего нет. Весь мой заработок я потратила